Сивилла

В другой раз, вернувшись с Флорой и ее матерью с приема по случаю помолвки, Сивилла выставила себе высшую оценку: «Я там была все время. Именно я, Сивилла. Я помню все, что подавали на стол, и все разговоры до последнего словечка. Все целиком».

Простые вещи стали очень важными. К примеру, однажды утром Сивилла сходила за покупками и, вернувшись домой, обнаружила, что забыла купить апельсиновый сок. «Как чудесно, — весело заметила она, — быть способной что-то забывать, как все остальные люди». Более существенным, чем юмористическая самооценка, в этой фразе было выражение единства со всем человеческим родом.

Как-то раз Сивилла решила отправиться в магазин «Гимблз», чтобы купить материи на платье. Вместе с ней пошла Флора. Магазин был переполнен. У прилавка с галантереей толпилось множество народу. Продавщица начала обслуживать женщину, которая подошла позже, чем Сивилла. «Простите, но я подошла первой», — запротестовала Сивилла. Флора затаила дыхание. В прошлом столь решительные действия были невозможны для Сивиллы и могли бы исходить лишь от какого-то другого «я», как правило от Пегги Лу. Однако здесь присутствовало единственное «я» — новая, уверенная в себе Сивилла.

Тут же проявились и дальнейшие признаки успеха. Продавщица вручила Сивилле чек. Сивилла внимательно изучила его, умножая количество ярдов на стоимость ярда, чтобы посмотреть, правильно ли подбит итог. Раньше она непременно обратилась бы к сопровождающему лицу с просьбой проверить точность чека. Но теперь, обладая знаниями Пегги Лу, которые та приобрела в пятом классе у мисс Хендерсон, и пройдя постаналитическую фазу лечения, во время которой доктор Уилбур научила новую Сивиллу пользоваться знаниями, возвращенными ей остальными «я», Сивилла справилась с этой задачей самостоятельно.

В отделе одежды Сивилла решила купить коричневое платье с красной и золотой отделкой на поясе и манжетах. Выходя из магазина, она сообщила Флоре: «Коричневое платье я приобрела для Сивиллы, но эти пестрые узоры предназначены для Пегги».

На улице Флора стала ловить такси. Сивилла остановила ее, сказав: «Давайте поедем на автобусе». Помня о страхе Сивиллы перед автобусами, Флора в полной мере оценила значение этого предложения. «Можно запросто сесть на автобус и поехать куда нужно. Это совсем не сложно», — уверенно заметила Сивилла. И уже в автобусе она высказала то, о чем предпочла промолчать Флора: «Я просила других людей производить за меня арифметические подсчеты или вообще отказывалась от этого, — сказала Сивилла. — Но теперь я сама делаю подсчеты для себя. Я могу заказать то, что мне хочется, подсчитать сдачу в такси, отмерить материал на платье или на шторы, обмерять картины, чтобы заказать для них рамы, — в общем, делать все то, что не могла делать раньше». И вновь повторилось это любопытное подчеркивание слова «раньше», сопровождаемое радостью по поводу обретенной свободы.

Были, конечно, и моменты, когда Сивилла демонстрировала отблески того, что когда-то являлось другими «я». Новая Сивилла могла начать расхаживать по гостиной, приговаривая: «Я уезжаю. Я хочу построить совершенно новую жизнь. Все так здорово. Многое нужно сделать, во многих местах побывать». Флоре это напоминало о тех временах, когда Пегги Лу собиралась навеки порвать со всеми остальными.

Черточки Вики проскальзывали, когда собиралась компания и Сивилла заводила разговор о старинной американской мебели или заявляла: «Не понимаю, как люди умудряются скучать».

Блондинка, которая столь запоздало представилась и столь быстро интегрировалась, проглядывала, по-видимому, в живости и энтузиазме новой Сивиллы.

Новая Сивилла починила разбитую керамическую вазу не хуже, чем это сделали бы Майк или Сид. Приготовила ягненка в подливке по рецепту Мэри. И что самое поразительное, сыграла Ноктюрн си минор Шопена. В прошлом лишь Ванесса умела играть на пианино.

Когда Сивилла доверительно призналась Флоре: «Я стыжусь того, что была такой нетерпимой и фанатичной. Теперь я не боюсь католиков», — за ней, казалось, маячила тень Нэнси Лу Энн. А когда Сивилла добавила: «Основы моих религиозных убеждений остались теми же самыми, но произошли изменения, которые избавили меня от напрасных терзаний и представили эти убеждения в новом свете», — это было все равно что сказать: «Мэри выбралась из своего иглу».

Другие «я» как автономные независимые сущности исчезли. Но они были успешно интегрированы, и теперь уникальность каждого делала свой вклад в многообразные аспекты одной полноценной личности.