Читаем Сивилла полностью

   Запах свежей краски, ударивший в ноздри Сивиллы, подтверждал не только недавнее происхождение стены, но и ее реальность. Красная краска, испачкавшая ее пальцы, когда она коснулась этой необъяснимой стены, стала еще одним подтверждением ее реальности. Но стена была не совсем такой, какой казалась на первый взгляд. Присмотревшись, Сивилла поняла, что эта стена – точнее, перегородка – достигает всего двух с половиной метров высоты.

   Квартира эта, которая первоначально представляла собой столовую старого особняка, отличалась элегантностью и излишествами в виде двух кухонек, но никак не обеспечивала уединенности. Тедди Ривз спала в меньшей из двух кухонек; Сивилла спала в той части длинной комнаты, где стоял камин, который топили дровами. В домашнем обиходе Дорсетт – Ривз угол этот назывался «гостиной». Чтобы пробраться к себе, Тедди вынуждена была проходить мимо кровати Сивиллы. Это было очень неудобно, но Сивилла и Тедди никак не могли найти удовлетворительное решение проблемы.

   Перегородка, разделившая комнату пополам и прикрывшая ту ее часть, где спала Сивилла, полностью защищала постель Сивиллы от чужих глаз. Теперь Тедди могла пройти прямо в свою «комнату». Но хотя Сивилла была очень довольна тем, что нашлось решение, представлявшееся как fait accompli [12 - Свершившийся факт (фр.).], ее все же встревожило таинственное появление этой стены, защищающей ее уединение.

   Тревога ее усиливалась и оттого, что событие произошло в течение одного из фрагментированных дней – с длительными периодами потерянного времени. Даже вынимая ключ из замка, закрывая дверь и проходя к перегородке, она ощущала сильное внутреннее движение – «вмешательство других», как она привыкла называть это явление. Этакий своеобразный беззвучный гвалт.

   Однако перегородка была крепкой и сделанной хотя и на скорую руку, но умело, достойно двух поколений Дорсеттов-плотников, отца и деда, подумала она. Стоило бы показать ее отцу перед тем, как он вернется в Детройт.

   Она услышала, как Тедди вставляет ключ в замок.

   – Пахнет краской! – воскликнула Тедди и остановилась как вкопанная, уставившись на перегородку. – Чудесная перегородочка. Почему ты не сказала, что собираешься соорудить ее?

   – Я ее не делала, – ответила Сивилла.

   Но, произнося эти слова, она уже знала, что не может быть уверена в слове «я». Несомненно, гвозди, обнаруженные ее нервно блуждающими пальцами в кармане синих слаксов, которые она носила весь день, принадлежали плотнику, построившему перегородку. Плотнику из семейства Дорсеттов?

   На следующий день кабинет доктора Уилбур, который вчера представлял собой импровизированный трибунал, превратился в исповедальню. Какая-то личность прошествовала к кушетке, села и призналась:

   – Это сделано мной.

   – Что сделано? – спросила доктор.

   – Перегородка, конечно же. Вбивать гвозди я поручил Майку, но всю серьезную работу делал сам. Вики и Пегги Лу в основном занимались проектированием и измерениями да немножко красили. Нужно доверять девушкам то, что можно им доверить.

   В данное время доктор Уилбур не слишком много могла извлечь из имени Майк или из снисходительного комплимента в адрес девушек. Зато на нее произвело огромное впечатление то, что эти альтернативные «я» перевели устремления Сивиллы к уединению в конструктивное решение, которого бодрствующее «я» не сумело найти. Пока сознание колебалось, подсознание действовало.

   Внимание доктора вновь быстро переключилось на текущую ситуацию, поскольку она осознала, что пациент – какое-то «я», с которым доктор до сих пор не встречалась, – очень пристально смотрит на нее.

   – Меня зовут Майк. Я хотел бы кое о чем вас спросить, – объявил голос, отличавшийся от того, который рассказывал о перегородке.

   – О чем? – спросила доктор.

   – Как это получилось?

   – Что получилось?

   – Что мы отличаемся.

   – Отличаетесь? – переспросила доктор.

   – Ну, – пояснил Майк, – остальные ведь девушки. Но я парень, как и Сид.

   – Вы живете в теле женщины, – напомнила доктор Майку.

   – Вовсе нет, – уверенно возразил Майк.

   – Это просто так выглядит, – добавил Сид с той же уверенностью.

   Критический момент прошел. Утвердив свое мужское начало, ребята стали наперебой рассказывать о том, кто они и чем занимаются. Судя по их описанию, у Сида была светлая кожа, темные волосы и голубые глаза; у Майка кожа была оливковой, волосы темными, а глаза карими. Сид получил свое имя от инициалов Сивиллы – Сивилла Изабел Дорсетт. Имя Майка происходило сразу из двух источников – от отца и деда. Оно появилось потому, что Уиллард называл свою дочь Майком каждый раз, когда она надевала рабочий комбинезон, и окончательно устоялось потому, что любимым выражением дедушки было «ради любви к Майку» [13 - Непереводимая игра слов: английское выражение «for the love of Mike» может означать как «ради бога», так и «черт возьми».].

   Майк и Сид рассказали о концерте, который они посещали с папой накануне, о том, как они помогают Сивилле с резьбой по дереву и скульптурой. Они рассказали о своей коллекции марок и о жизни в квартире Дорсетт – Ривз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза