Сивилла

   Оказавшись в квартире, Марсия почувствовала, что Тедди с ней неуютно. Марсия понимала, что Тедди боится ее депрессий и суицидальных импульсов.

   Марсия направилась к своему мольберту и начала работать, используя характерное для нее разнообразие красок. Неожиданно она отошла от мольберта, подумав: «У меня есть все – и ничего; так много таланта – и столь хрупкое существование».

  Как отмечала доктор Уилбур, в Марсии наблюдалось кажущееся противоречие: с одной стороны, высокий уровень продуктивности, с другой – высокий уровень деструктивности. За фасадом жизнерадостности и творческого начала таилась темная сторона, связанная с огромной потребностью в любящей матери и столь же огромным желанием ретроспективно убить ту мать, которая была у нее на самом деле. Существование Марсии проистекало из желания гибели матери, выраженного давным-давно, когда Марсия захотела, чтобы маленький ящичек стал большим. Но это пожелание смерти чередовалось в Марсии с пожеланием смерти собственной. Когда Сивилла стояла на берегу Гудзона, готовая прыгнуть в него, движущей внутренней силой была именно Марсия.

   «Я хочу жить без этих травм, не задыхаясь и не плача, – думала Марсия, возвращаясь к мольберту. – Хочу ощущать принадлежность к чему-то. Хочу стать знаменитой. Вставать по утрам и чувствовать себя хорошо. Ложиться в постель вечером и засыпать или же просыпаться и открывать глаза независимо от того, спит или не спит Сивилла».

   Сидя за своим столом 17 августа 1959 года, Сивилла писала доктору Уилбур:

   Я не собираюсь говорить Вам, будто все в порядке. Обе мы знаем, что это не так. Но я хочу заставить Вас поверить в кое-что другое. У меня нет никакого множественного расщепления личности. У меня нет даже двойника, который мог бы помогать мне. Я – это все они. Я, по сути дела, лгала, демонстрируя их наличие. Эти диссоциации – вовсе не проблема, поскольку на самом деле их не существует, но со мной действительно не все в порядке, иначе я не прибегла бы к такому притворству. И Вы можете расспрашивать меня о моей матери. Те ужасные вещи, которые я рассказывала Вам о ней, – неправда. Моя мать была всего лишь немного нервозной. Временами она бывала легкомысленна, излишне тревожна, странна, но она действительно любила меня. Она чересчур заботилась обо мне и не спускала с меня глаз. Я не была такой очаровательной и интересной личностью, как она. Мои родители были лучше большинства родителей. У нас был хороший дом, прекрасное питание и красивая одежда. У меня было много игрушек и книг. Родители вмешивались в мои занятия музыкой и живописью, но это объяснялось отсутствием понимания, а не отсутствием заботы. У меня нет причин жаловаться на них. Не знаю, почему я выросла такой странной.

   Написав это письмо, Сивилла потеряла почти два дня. «Придя в себя», она перечитала написанное до диссоциации и написала доктору Уилбур следующее:

   Мне очень трудно чувствовать, думать и признавать, что я не могу сознательно контролировать все мои «я». Гораздо страшнее получать что-то сразу в готовом виде, чем верить в то, что в любой момент можно прекратить «эти глупости» (как я говорила когда-то). Когда я писала предыдущее письмо, то хотела показать Вам, что умею быть собранной и хладнокровной и что мне не нужно просить Вас выслушать меня, разъяснить мне что-то, что я вообще не нуждаюсь в Вашей помощи. Говоря Вам о том, что расщепление личности – не более чем видимость, я хотела показать (или думала, что показываю), что не нуждаюсь в Вас. Да, было бы легче, если бы это действительно было видимостью. Но единственное, в чем я виновата, так это в том, что до обращения к вам столь долго притворялась, будто все в порядке. Притворство насчет существования этих личностей привело к тому, что сейчас я потеряла почти два дня.

   Тремя неделями позже Сивилла вновь подтвердила свою убежденность в существовании других «я» в письме мисс Апдайк, медсестре колледжа, в котором она когда-то училась:

   После нескольких месяцев анализа я написала Вам о том, что доктор Уилбур объяснила мне суть расщепления личности и сказала, что эти «провалы», как я их всегда называла, являются провалами лишь в моей памяти. Во время них я остаюсь активной и некая «другая» личность говорит и делает за меня то, что я не способна совершить по какой-то причине – будь то страх за последствия, отсутствие уверенности в себе, недостаток денег или желание уйти от проблем, которые слишком гнетущи для того, чтобы я справилась с ними «сама».