– Очень хорошо. Ты выбрала летний день, когда ездила к тете Фэй.
– Она была моей мамой.
– На самом деле не была. Ты любила представлять, будто она твоя мама. Это потому, что твоя мама вела себя не очень хорошо, и мы знаем про это. Мы поможем тебе вырасти, чтобы ты больше никогда не волновалась из-за мамы. Ты понимаешь, милая?
– Да.
Рути стала трехлетней, и доктор прекрасно понимала, что речь идет не о каком-то механическом процессе, не о простом внушении. Возраст мог увеличиваться лишь по мере того, как решались вопросы, связанные с конкретными травмами и конфликтами. Возрастная прогрессия использовалась как средство достижения конечной цели.
– Через десять минут тебе исполнится шесть лет, а на дворе будет весна. Я помогу тебе вырасти, чтобы ты сравнялась с другими. Через десять минут тебе станет шесть лет. Ты уже никогда не станешь младше, а потом постепенно мы сделаем тебя еще старше. Ты узнаешь, что чем старше становишься, тем больше можно делать вещей, которые тебе хочется делать, и тем меньше тех вещей, которые тебя заставляют делать другие. Ты будешь становиться старше на год, на два, на три и сама будешь выбирать для этого подходящий день.
– А папа поможет мне сделать бакалейный магазин в стогу сена?
– Значит, сейчас лето? – поинтересовалась доктор.
– Зима, – возразила Рути.
– Стог сена зимой?
– Угу. И сверху на нем снег. И ты копаешь в нем нору и кладешь туда пустые банки и коробки из-под овсянки, так что внутри стога получается магазин.
– Очень хорошо. Теперь тебе шесть лет.
– Мы сейчас живем на ферме, а на улице зима, – сказала Рути.
Это была та зима, когда Хэтти Дорсетт страдала кататонией, а Сивилла сдружилась с отцом. Рути очень нравилось на ферме; мать ей не мешала, а с отцом она была близка.
– Тебе сейчас шесть лет, и меньше уже никогда не будет. Я помогу тебе вырасти, чтобы ты сравнялась с другими, а потом и с Сивиллой. Ты хочешь этого?
– Да.
– Теперь, когда я коснусь твоего правого локтя, я попрошу поговорить со мной Майка и Сида. Сид, Майк!
– Привет.
– Привет. Ребята, вы хотели бы вырасти?
– Конечно. Мне неохота быть маленьким сосунком, – с энтузиазмом ответил Майк. – Я хочу вырасти, как папа, и делать то, что делает он.
– Отлично. Вы оба готовы начать расти. Нет ли чего-нибудь такого, что вы хотели бы мне рассказать, пока не стали старше?
Майк задал совершенно неожиданный вопрос:
– Вы думаете, что девчонки собираются убить нас?
– Думаю ли я, что девчонки собираются убить вас? – не веря своим ушам, повторила доктор.
– Да, – с тревогой ответил Майк.
– Какие девчонки? Которые девчонки? – спросила доктор, пытаясь выяснить, что на самом деле имеет в виду Майк.
– Марсия и Ванесса, – загадочно ответил Майк.
– Если они их убьют, мы ведь тоже умрем? – озабоченно поинтересовался Сид.
– Я не знаю, о ком вы говорите «они», – настаивала доктор.
– Ну, прошел слух, – объяснил Сид, – что девчонки собираются поубивать друг друга, что наступает время, когда некоторых из них не будет.
– Наступает время, – сказала доктор, подчеркивая каждое слово, – когда никто из вас не будет одиночкой. Все вы начнете действовать вместе. Но теперь я хочу вернуться к вашему вопросу. Майк и Сид, вы меня слушаете? Я хочу, чтобы вы очень ясно поняли, что я собираюсь сказать. Если бы Марсия и Ванесса умерли, вы бы тоже умерли. Так что вы должны помогать им жить и догонять Сивиллу, чтобы у них не было желания умирать.
– Но они себя так плохо чувствуют, – сказал Сид.
– Да, я знаю, – тихо ответила доктор и добавила более громко: – Но вы можете помочь им почувствовать себя лучше, подбодрить их. Никто никого не собирается убивать. А теперь вы начинаете становиться старше, старше, старше…
В ходе сеансов прогрессии возраста доктор обретала в себе уверенность, в особенности потому, что во время этого процесса происходил и настоящий анализ. Эти мальчики только что рассказали о суицидальных намерениях некоторых других «я», а также о своем страхе перед интеграцией, которая могла закончиться их смертью.
Процесс постепенного взросления продолжался до тех пор, пока к апрелю 1960 года не осталось ни одного «я» моложе восемнадцати лет. Сивилле в то время было тридцать семь лет и три месяца. Поскольку идентичность возраста была важным шагом на пути к интеграции, доктор Уилбур 21 апреля обсудила этот шаг с Вики.
– Я ошеломлена мыслью о том, что стану такой старой, – произнесла Вики.
– Но мы сделаем это, Вики?
Ответом было молчание.
Доктор на минуту задумалась. Затем она попробовала подойти к делу иначе:
– Вики, вы единственная, кто знает все обо всех. Вы являетесь хранительницей памяти, позитивной силой в комплексе Сивиллы. Разве вам не следует быть одного возраста с ней, если вы уже обладаете всеми воспоминаниями о тех годах, которые делают ее старше вас? Разве это не справедливо?