Читаем Сивилла полностью

   К марту 1964 года Майк и Сид все еще противились интеграции, но Мэри вышла из своего иглу. Во время одного из сеансов терапии она объявила:

   – Вероисповедание не играет роли. Самое главное – жить жизнью доброго христианина и любить своих братьев во Христе.

   Это была та самая философия, философия бабушки Дорсетт, которую Мэри демонстрировала ранее в ходе анализа и которая была временно подавлена, когда ее вероисповедание сумело поймать ее в ловушку.

   С разрешением проблем Марсии и Мэри Сивилла почувствовала, что теперь она, впервые с момента переезда в Нью-Йорк, способна думать о полноценной работе.

   – Ванесса считает, что у нас нет подходящей одежды для того, чтобы заново войти в этот мир, – сообщила Вики.

   Доктор Уилбур отправилась с Сивиллой по магазинам и купила ей несколько предметов одежды. Подкрепленная этими покупками и уверенностью, которую возвратила ей Пегги, Сивилла, чувствуя, что ей нелегко вернуться к учительской профессии после десятилетнего перерыва, стала постоянным клиентом различных бюро по найму.

   Проснувшись 8 августа в 4.45, Сивилла осознала, что у нее появилось очень определенное «ощущение Пегги». Она закрыла глаза и в течение нескольких секунд пыталась выяснить, чего же именно хочет Пегги. В сознании Сивиллы всплыли фиолетовые лодки с зелеными парусами. Когда-то на занятиях у профессора Клингера она писала нечто подобное, но комбинация фиолетового и зеленого никогда не вызывала у него энтузиазма. И тут Пегги сказала: «Смотри, на этом кораблике три розовых флага».

   Сивилла встала с постели. Было пять утра – еще слишком рано, чтобы отправляться на поиски работы. Она решила дать Пегги цветные мелки и бумагу, чтобы та смогла изобразить фиолетово-зеленые лодки с розовыми флажками. Жутковатое сочетание цветов, подумала Сивилла, но почему бы не доставить удовольствие Пегги? К шести утра изображенные Пегги лодки летели под полными парусами. Пегги хотела назвать картину «Розовые флаги». Сивилла предпочла бы «Вперед под всеми парусами», но в конце концов она уступила Пегги.

   Позже утром Сивилла обошла агентства, чувствуя себя спокойной и энергичной. Свое хорошее настроение она объяснила тем, что позволила Пегги порисовать. В этот день Сивилла получила работу в бюро регистрации нью-йоркского отеля «Готем».

   Она проработала там неделю, и тогда Рамон Аллегро назначил ей свидание. Она согласилась. Ей с самого начала понравился Рамон – бухгалтер, который вел специальные счета в «Готеме» и вскоре должен был вернуться на родину, в Южную Америку.

   Через день после их первого свидания доктор Уилбур уехала на медицинский конгресс в Цюрих, после которого она собиралась отдохнуть в Европе. Провожая доктора в аэропорт, Сивилла рассказывала о Рамоне.

   – Он мне нравится, – призналась она с такой прямолинейной решимостью, которой доктор прежде никогда у нее не замечала, если речь шла о мужчинах. – Сегодня вечером он опять предложил мне встретиться.

   – Он приударяет за вами, – с улыбкой сказала доктор.

   – Ах вот как это называется! – удивилась Сивилла. – Я так давно не была ни на каких свиданиях, что забыла все связанное с ними.

   Сивилла провожала взглядом круто набирающий высоту самолет до тех пор, пока он совсем не исчез из виду. Затем она отыскала скамейку в тени и уселась, чтобы полюбоваться открывающимся пейзажем. Она была спокойна и совсем не чувствовала одиночества, хотя рядом с ней не было доктора Уилбур. Мысли о Рамоне тоже усиливали ощущение благополучия. Может быть, это эйфория? До сих пор это слово отсутствовало в ее словаре.

   Вечером, после того как Сивилла вернулась в квартиру и до того как позвонил Рамон, она продолжала ощущать присутствие доктора. Доктор Уилбур часто говорила, что так и должно быть, но раньше этого ощущения у Сивиллы не было. Однако на этот раз у нее и в самом деле появилось такое чувство. Она была очень довольна тем, что сумела рассказать доктору про Рамона. Сивилла понимала, что это чувство единства с доктором вне кабинета было важной, быть может, самой важной частью всей терапии. А теперь Рамон. Мысли о нем тоже успокаивали – мысли о мужчине, перед которым она не захлопнула дверь.

   31. Рамон

   Рамон Аллегро возбудил в Сивилле чувства, до сих пор совершенно чуждые ей. Всегда опасавшаяся слишком часто видеться с одним и тем же человеком – мужчиной или женщиной – из страха, что этот друг может заметить ее провалы во времени или встретиться с кем-то из других «я», отвыкшая строить планы на будущее, поскольку завтрашний день мог и не принадлежать ей, Сивилла осмелилась постоянно встречаться с Рамоном в течение этих восьми недель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза