Сивилла

   Просто чудесно, как все хорошо идет. После трех с лишним лет временами мне все еще не верится, до чего мне повезло. Я помню все и могу отчитаться за каждую минутку любого дня. Вы-то хорошо понимаете, как это здорово для меня – быть просто Сивиллой, потому что Вы знали меня в то время, когда все обстояло по-иному.

   Шестого июня 1969 года Сивилла сообщила мне в письме, что приезжает в Нью-Йорк, чтобы представлять свой колледж на какой-то конференции. В этом городе, который в течение одиннадцати лет был ее фрагментированным домом, она несколько раз встречалась со мной, а также совершала прогулки в одиночку. 2 июля 1968 года в уюте собственного дома она вспоминала об этом визите: «Когда я ходила по улицам Нью-Йорка, многие полузабытые воспоминания возвращались ко мне – но без преувеличенных эмоций. Я попросту вспоминала старое время, припоминала свои прежние ощущения, но не переживала их заново. Однако при посещении знакомых мест ко мне являлись и воспоминания о том, что происходило не со мной, а с кем-нибудь из моих бывших „я“. Я нашла магазин одежды, где делала свои покупки Пегги Лу. Нашла отель, где однажды Марсия и Ванесса провели вечер. И встретилась у Метрополитен-музея с Мэриен Ладлов, которая была подругой Вики. Мэриен сразу же узнала меня. Помня ее через Вики, которая теперь стала частью меня, я поболтала с Мэриен, воспринимая ее как свою подругу».

   Во всех последующих письмах продолжались восторги по поводу бытия в качестве нормального человека в мире, по которому она шла без происшествий с капризами часов. Страхи перед прошлым окончательно ушли.

   Временами, конечно, появлялись какие-то нотки сожаления, как, скажем, в письме от 28 мая 1970 года:

   «Я бы добилась гораздо большего, чем сейчас, если бы все те годы сложились по-иному. Однако мне кажется, что я лучше понимаю своих студентов, чем понимала бы при других обстоятельствах. Я никогда не забуду о том, что у меня было расщепление личности. Но хотя я до сих пор распознаю чувства, связанные с моими бывшими „я“, чувства эти такие же, как у других людей, – разные аспекты одной и той же личности.

   А время? Время просто чудесно, поскольку оно всегда при мне. Накануне в классе произошло нечто, что, наверное, повеселит Вас. Одна из моих студенток, учительница, болела и пропустила много занятий. Заполняя листок посещаемости, она никак не могла сосчитать, сколько же времени она потеряла. „Мисс Дорсетт, – спросила она, – у вас когда-нибудь случалось так, что вы не могли отчитаться за прожитое вами время?“ Поразмыслив, я сказала по возможности беззаботно: „Да, разумеется“».

   Сообщение Сивиллы заставило меня вспомнить мои непосредственные встречи с похитителями ее времени: с Пегги Лу, которая спонтанно возникла в один прекрасный день, когда я сидела за ланчем в квартире Сивиллы, и с безы мянной блондинкой, а также те случаи, когда доктор Уилбур гипнотизировала Сивиллу для того, чтобы познакомить меня со всеми ее «я», спрашивая их поочередно, будут ли они сотрудничать со мной, если я возьмусь писать эту книгу. Я никогда не встречалась с Вики, но она сказала очень вежливо: «Я уже давно знаю Флору». Рути пожаловалась: «Сивилла плохо кормит нас», а Пегги Лу заметила: «Никак не могу понять, почему вы хотите написать книгу именно о Сивилле».

   В то время как Сивилла вспоминала о множественном расщеплении личности как бы издалека, доктор Уилбур продолжала сталкиваться с этим явлением вплотную. За семь лет она диагностировала и лечила шесть случаев расщепления личности – пять у женщин и один у мужчины. Ни в одном из них не проводился классический психоанализ, но проводилась психотерапия и гипноз. Все они были интегрированы, хотя в одном случае возник рецидив и пришлось проводить вторичную интеграцию.

   Когда доктор Уилбур знакомилась с этими шестью пациентами, им было от двенадцати до тридцати трех лет. У двух из них отмечалось по два «я»; у троих – по четыре «я»; у одного – семь «я». Все пациентки женского пола, за исключением одной, двенадцатилетней, имели высшее образование. Ни одна из них, однако, не была столь яркой и одаренной личностью, как Сивилла, и ни один из случаев не был столь сложным, как случай Сивиллы Дорсетт, вошедший в историю медицины.

   У всех отмечались симптомы, следующие друг за другом предсказуемо, как симптомы кори. У всех существовало центральное, или бодрствующее, «я», соответствующее бодрствующей Сивилле, и альтернативные «я», о которых бодрствующее «я» не знало и чьи воспоминания для него не существовали. В каждом из шести случаев отмечался персонаж, напоминавший Вики, то есть знающий все обо всех «я» и служивший хранителем памяти.