— Мой раб пойдет со мной, ведь сивилла это дозволила, — ответил старик.
Оттенок печали в его разбитом голосе заметили многие, но никто из не знавших его внутреннего мира души не заподозрил его. Сыновья Туллии подумали, что Брут досадует на сивиллу за помеху бросить Эмилия в Туллиану на долгие муки.
— Когда ты возвратишься, я, не видев казни, потребую от тебя самой страшной клятвы, — заявила Туллия.
— Знаю это, грозная Немезида, — ответил ей Брут с тяжелым вздохом.
Сивилла заговорила с ним.
— Нет, не тогда, — перебила Туллия без всякого уважения к знаменитой волшебнице, перед которой трепетал и благоговел ее муж. — Теперь поклянись, Юний, в том, что Эмилий умрет. Я тебе верю, но твой вздох возбудил мои подозрения, что тебе вспомнилась былая близость к Турну и стало жаль его сына.
— Клянись, старец! — сказала сивилла. — Повторяй клятвы за мной…
— Не могу, — тихо возразил Брут.
— Я все равно погиб, — шепнул ему Эмилий, — не губи себя, отец мой. Ты нужен самому Риму.
Это была трудная минута для Брута.
— Эмилий будет сброшен в пропасть и его не станет больше на свете… клянись!.. — настаивала сивилла.
Брут поклялся.
Глава IX
Дочь Тарквиния Гордого
Сивилла ушла в лес бодрым шагом безгранично смелой тридцатилетней женщины и пропала в его густой чаще.
Фульвия робко сказала осужденному:
— Эмилий, ты был мне… ты был для меня… радостью жизни, надеждой, любовью… всем…
Больше ничего у нее не выговорилось. Она упала, рыдая, на руки Лукреции и своего брата.
Спурий и Валерий простились с осужденным, но из других участников охоты — никто. Все боялись подойти к нему. Сыновья и любимцы Туллии совершенно открыто радовались и насмешничали.
Печально повел Брут юношу в лес, но тотчас остановился. Новая надежда блеснула перед ним: к шатрам подошла толпа слуг в этрусских одеждах, а за ними показались другие с богатыми носилками, на которых под пурпурным навесом, защищавшим от солнца, лежала жена лукумона Арна Мелкнеса.
Трудно было узнать в этой умирающей женщине прежнюю Арету!..
Встав при помощи невольниц, она бросилась в объятия отца.
Тарквиний был жесток, но чувство любви к дочери еще не погасло в его развращенном сердце. Он нежно обнял и поцеловал Арну. После этого она весело стала здороваться с родными, пока не увидела связанного Эмилия.
— Эмилий под стражей!.. — вскричала она, затрепетав от ужаса. — Он связан… батюшка!.. матушка!.. что вы решили с ним делать?..
Подбежав к молодому человеку, она стала обнимать его со слезами.
— Милый мой друг, товарищ игр моих детских, чем ты провинился? Что намерены делать с тобой?..
— Я осужден на казнь, Арета, — ответил он, назвав подругу детства ее прежним именем, — я очень рад, что перед смертью вижу тебя и узнал, что твои чувства ко мне не изменились. Я теперь умру гораздо спокойнее, умру с мыслью о тебе, с твоим милым образом в сердце, с твоим именем на устах. Ах, Арета, Арета, как я люблю тебя!..
Он поник головой, скрывая проступившие горькие слезы сожалений не о своей собственной жизни, а об этой дивной молодой женщине, в годы полного расцвета сил загубленной мачехою.
— Погоди, Луций Юний! — обратилась прибывшая к Бруту, потом пошла к Тарквинию и преклонила колени в мольбе. — Батюшка! Мой дорогой отец! Я ничего у тебя никогда не просила, выслушай же благосклонно эту
Сухой, удушливый кашель не дал ей возможности договорить.
Тарквиний с сожалением взглянул на погубленную дочь, и нечто, близкое к доброте, кротости, разлилось по лицу этого странного человека — нечто такое, что ясно сказало Коллатину, насколько он в своем мнении прав, всегда защищая престарелого дядю от намерений Брута и Валерия. Не будь этого злого гения, Туллии, Тарквиний Гордый не был бы тираном и Рим не возненавидел бы его до такой степени, как теперь, потому что переносил в былые времена очень терпеливо суровость других властителей, далеко не очень кротких.
Обняв дочь, Тарквиний нежно заговорил с ней:
— Арета!.. Арна!.. Милое мое дитя!..
Туллия в гневе оттолкнула жену лукумона от отца, закричав:
— Нет, нет, никогда!.. Эмилию пощады не будет!..
Арна обняла колени злодейки.
— Матушка, я слаба, больна… мне недолго жить… Неужели ты не исполнишь моей