— Вот хорошо. — Сделал он глоток с удовольствием, закинул ногу на ногу, синие спортивные штаны его натянулись на коленях.— Я примерно представляю, что говорил вам Антон обо мне. Примерно... Ну, скажем, что в Третьякове чуть ли не каждый день различные представители, то из области, а то и повыше, из министерств и других ведомств, и всех их надо ублажить. Приходится иногда и хорошее застолье делать. Иначе такой представитель тебя не поймет. Скажет: скверно в Третьякове встретили, зачем же я этому городу дам лишний лес, или кирпич, или кровельное железо, не говоря уже о технике, которая всегда в дефиците. И не даст. Будьте уверены, Светлана Петровна... Будьте уверены. И делаем стол. Денег своих исполком не имеет. Откуда ему взять? Просим. Колхозы, предприятия разные. С миру по нитке, приезжему — стол,— горько усмехнулся он.— А тут вдруг приезжий ляпнет: у тебя, Трубицын, на молокозаводе сгущенку прекрасную делают. Или еще что-нибудь такое. Значит, этому представителю — сувенир. Даем, Светлана Петровна, даем. А Антон мне: ты это кончай, ты, если что, давай в область к прокурору. Мол, вымогатель приехал... Можно, Светлана Петровна, и к прокурору. Но в реальности нашей — это глупость из глупостей. Ведомство, откуда этот представитель прибыл, вообще нам все к чертовой бабушке закроет, да еще другим шепнет: в Третьяков ничего не давайте и сами не наезжайте. Там председатель бешеный. Вот так. Видите, я вам на полной откровенности. И ведь не я один это делаю. Не для себя, для города. Я прошел хорошую журналистскую школу. Потом понял — нравоучения в газете не для меня. Ерунда все это. Хотя, надо вам сказать, журналистика — часть общественно-социальной жизни. Но только часть... А здесь, в Третьякове, я реальное творю. А район тут такой, что под стать иной области. И промышленность, и сельское хозяйство. Я обещал его из трясины вытащить. И вытащу. А со стороны-то чистоплюйски ох как легко смотреть да попрекать. А если ты взялся чистоту навести, то грязи не бойся...
Он не договорил, раздался телефонный звонок, он дотянулся до трубки, не вставая с дивана.
— Да, я, Митрофан Сергеевич... Да, сейчас подъеду.
Он нажал кнопку на настольной лампе, потому что в комнату вползали сумерки, и при этом свете ей показалось — лицо его заострилось, появились полукружья под глазами. Может быть, и в самом деле он устал за их разговор.
— Старик наш звонит,— сказал он, поднимаясь.— Надо ехать.— И тут же крикнул:—Люся, вызови Сергея! Я уезжаю...
— Хорошо! — из глубин комнат отозвалась жена.
— По секрету скажу,— вздохнул Трубицын.— У старика — рак. Ему осталось...
Светлана поняла, что речь идет о секретаре райкома. Она уже наслушалась мимоходных всяких разговоров, что он плох, дни его сочтены.
— Надо ехать. Вот, привык чуть ли не по ночам вызывать... Вы уж извините, Светлана Петровна.
5
Петру Петровичу было тяжко, он не понимал, что происходит, и все его попытки вникнуть в сущность ссоры со Светланой не давались. «Наверное, совсем я плох стал. Чужой всем... Потому и тоска...» Ему не хотелось ссоры, ведь он так обрадовался приезду дочери...
Он позвонил Зигмунду Яновичу Лосю чуть свет, знал — тот не спит, и не ошибся. Лось снял трубку и Найдина узнал сразу, пусть они давно не виделись, но все же перезванивались. Услышав, о чем толкует Петр Петрович, рассвирепел, хотя тона не поменял:
— Я тебе, Петя, уже мозги по этому делу на место ставил. Ты не понял?.. Я бы и сына своего упек, если бы оказалось, что он на лапу берет.
Найдин знал: Лось и в самом деле такой, сына не пожалеет, но на этот раз и Петр Петрович рассердился :
— А может, и берет. Ты проверял? Он ведь у тебя в директорах. А ныне они разные.
Лось ответил неожиданно:
— А ты поезжай в Казахстан и проверь. Узнаешь: если Ленька берет, дай телеграмму... Мы что, с тобой на старости лет драться будем? — И сразу его голос сделался мягче.— Да пойми ты, лысая голова, если я по нынешним временам где-нибудь слабину дам, хоть по знакомству, меня тот же Фетев слопает и не утрется. Они, молодые, сейчас сноровистые.
— Так ты этого боишься?
— Нарушения закона боюсь, а не сопляков! Ты этого до нынешнего дня не понял?
Найдин, еще когда набирал номер Лося, догадывался: так вот и пойдет разговор или примерно так, но надо было попробовать ради Светланы. Лось — кремень, он должен быть таким, хорошей закалки человек, Петр Петрович уважал его, потому и сказал:
— Ладно, Зигмунд, не серчай. Только... Если дочери понадобится с тобой встретиться — не отказывай.
— Не откажу,— твердо пообещал Лось.
Петр Петрович и в самом деле верил Зигмунду Яновичу.