Скала Прощания. Том 1

«Если это город ситхи, – подумал Эолейр, – значит, бессмертные решили провести свои последние годы под солнцем», потому что изящные строения казались совершенно пустыми – во всяком случае, у Эолейра сложилось именно такое впечатление. Потрясенный удивительной находкой, граф вдруг понял, что отчаянно хочет, чтобы город действительно оказался покинутым.

* * *

В маленькой келье было холодно. Герцог Изгримнур фыркнул с недовольным видом и принялся растирать руки.

«Матери Церкви стоило бы использовать несколько проклятых подношений, чтобы обогреть свой огромный дом, – подумал он. – Гобелены и золотые канделябры дело хорошее, но как можно ими любоваться, рискуя замерзнуть насмерть?»

Накануне вечером он долго сидел в общей комнате перед большим камином и слушал истории, которые рассказывали странствующие монахи, большая часть которых пришла в Санцеллан Эйдонитис по каким-то делам, связанным с правящим кругом Ликтора. Когда к нему обращались с дружескими вопросами, Изгримнур отвечал кратко и далеко не всякий раз, прекрасно понимая, что здесь, среди монахов, разоблачить его маскарад будет довольно просто.

Теперь, когда он сидел и слушал колокол Клавина, призывавшего монахов на утреннюю молитву, ему очень хотелось вернуться в общую комнату. Конечно, риск разоблачения был велик, но как еще он мог узнать столь необходимые ему новости?

«Если бы только проклятый граф Стриве говорил прямо. Зачем было тащить меня через весь Ансис Пелиппе, чтобы в конце сказать, что Мириамель уже в Санцеллане Эйдонитисе? Откуда ему это известно? И почему рассказал мне, ведь про меня он знал лишь то, что я задаю вопросы о двух монахах, старом и молодом?»

Изгримнур спрашивал себя, насколько вероятно то, что Стриве знал, кто он такой, и специально решил отправить его по ложному следу, в то время как Мириамель на самом деле находится далеко от дворца Ликтора? Но, если так, зачем хозяин Пердруина решил встретиться с ним лично? Они сидели в гостиной графа, Стриве и переодетый монахом Изгримнур, пили вино и разговаривали. Неужели Стриве известно, кто он на самом деле? И что граф выиграет, отправив Изгримнура в Санцеллан Эйдонитис?

От попыток разгадать игру Стриве у Изгримнура разболелась голова. К тому же у него не было выбора – он мог лишь поверить графу на слово. Он оказался в полном тупике, продолжая прочесывать переулки крупнейшего города Пердруина, пытаясь получить хоть какие-то сведения о принцессе и монахе Кадрахе, – без малейших результатов. И вот он здесь, поверивший графу Стриве нищенствующий монах, который вынужден пользоваться благотворительностью Матери Церкви.

Изгримнур постучал ногами по полу. Подошвы его сапог сильно износились, и холод от влажных каменных полов просачивался внутрь. Какая глупость прятаться в келье; это никак не поможет ему в достижении цели. Нужно выйти наружу и поговорить с множеством обитавших здесь монахов. Кроме того, когда он слишком долго оставался один, перед ним возникали лица жены Гутрун и детей, наполняя отчаянием и яростью. Изгримнур вспомнил, какую испытал радость, когда Изорн вернулся из плена, как его переполняли гордость и возбуждение после отступившего страха. Доживет ли он до новой встречи с ними? Он молил Господа, чтобы тот даровал ему радость увидеть своих близких. Это была его самая главная надежда, хоть столь же тонкая, как паутина, и, если прикасаться к ней понапрасну, она может не выдержать.

Впрочем, одна лишь надежда – неподходящая пища для рыцаря, даже такого старого, как герцог, лучшие дни которого остались в прошлом. А еще у него имелся долг. Теперь, когда Наглимунд пал и народ Изгримнура рассеялся по стране, у него остался лишь долг по отношению к Мириамель и принцу Джошуа, который послал за ней герцога. Более того, Изгримнур даже испытывал к принцу благодарность за то, что у него была цель.

Изгримнур стоял в коридоре и поглаживал подбородок. Слава Усирису, щетина еще не стала слишком заметной. Сегодня утром он не смог заставить себя побриться. Чаша с водой почти замерзла, и даже после нескольких дней путешествия в качестве монаха он все еще не смирился с мыслью о необходимости подносить острую бритву к лицу. Изгримнур носил бороду с того самого дня, как стал мужчиной. И сейчас скорбел о ней так, как мог горевать о потерянной руке или ноге.

Герцог пытался решить, какой коридор приведет его в общую комнату – и к пылающему огню, – когда почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Он удивился и быстро обернулся – оказалось, что его практически окружили три священника. Тот, кто прикоснулся к нему, мужчина с заячьей губой, улыбнулся.

– Кажется, я видел тебя в общей комнате, брат? – спросил он. Он говорил на вестерлинге, стараясь тщательно произносить слова, но Изгримнур сразу уловил сильный наббанайский акцент. – Ты ведь пришел с севера, верно? Присоединяйся к нам на утреннюю трапезу. Ты голоден?

Изгримнур пожал плечами и кивнул.