Предвестие грозы накрыло болота влажным жарким одеялом, и Тиамак чувствовал, что она рвется в бой, и от ее колючего дыхания волоски у него на руках шевелились. Как бы он хотел, чтобы пошел небольшой прохладный дождь! Мысль о каплях, падающих на лицо и сгибающих листья мангровых деревьев, казалась мечтой о доброй магии.
Тиамак вздохнул, вытащил посох из воды и положил его поперек сиденья своей лодки, потом он потянулся, пытаясь без особого успеха расслабить мышцы спины. Он плыл уже три дня и провел две бессонные ночи, наполненные тревогой о будущем. Если он отправится в Кванитупул и останется там, то будет ли это означать, что он предал своих соплеменников? Способны ли они вообще понять его обязательства перед обитателями материка – во всяком случае, перед некоторыми из них.
Конечно, они не поймут. Тиамак нахмурился и потянулся к меху с водой, тщательно прополоскал рот и только потом сделал глоток. Его всегда считали странным. Если он не отправится в Наббан, чтобы представить просьбу своего народа герцогу Бенигарису, его будут считать странным предателем. Для старейшин Деревенской Рощи тут не могло быть никаких сомнений.
Тиамак снял с головы платок и опустил его в воду, потом снова аккуратно завязал на голове. Благословенно прохладная вода потекла по лицу и шее. Яркие птицы с длинными хвостами сидели на ветвях у него над головой, они перестали щебетать, когда над болотом пронесся глухой рокот. Тиамак почувствовал, как сердце у него в груди забилось быстрее.
«Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, сделай так, чтобы гроза началась скорее!»
Его лодка замедлила ход, когда он перестал отталкиваться шестом. Корма начала постепенно поворачиваться к середине русла, и он оказался лицом к берегу – точнее, так было бы, если бы он плыл по обычной реке на материке. Однако здесь, во Вранне, берегами являлись густые заросли мангровых деревьев, корни которых удерживали достаточное количество песка, чтобы их колония могла тут благополучно процветать.
Тиамак презрительно фыркнул, снова опустил в воду шест, развернул лодку в нужном направлении и подтолкнул ее вперед, в сторону густых зарослей лилий, которые пытались ухватиться за борта лодки, словно пальцы тонущих пловцов. Ему предстояло плыть до Кванитупула еще несколько дней – и это в том случае, если гроза, которую он призывал, не принесет с собой сильных ветров, способных выдирать деревья с корнями и превратить эту часть Вранна в непреодолимое переплетение корней, стволов и сломанных веток.
«Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, – возобновил Тиамак свою молитву, – пусть гроза принесет прохладу и будет короткой и мягкой».
Тиамак ощущал невыразимую тяжесть на сердце. Как сделать выбор между двумя ужасными вариантами? Он может добраться до Кванитупула, не принимая окончательного решения: остаться ли там по просьбе Моргенеса или отправиться в Наббан, выполняя приказ старейшины Могаиба и остальных его соплеменников. Тиамак пытался успокоить себя подобными мыслями, но тут же задавал себе вопрос: не являются ли на самом деле подобные рассуждения легкомысленным отношением к ране, которая начала гноиться – в то время как следует стиснуть зубы и вычистить ее, чтобы началось исцеление.
Тиамак подумал о матери, которая большую часть жизни провела на коленях, следила за кухонным огнем, толкла зерно в ступке, работала целый день от рассвета до заката, пока не приходило время заползти в гамак на ночь. Он не слишком уважал деревенских старейшин, но сейчас ему стало страшно: а вдруг за ним следит дух его матери? Она никогда не поняла бы, если бы ее сын отвернулся от своего народа ради чужестранцев. Сначала послужи своим и только потом думай о личной чести, так бы она сказала.
Теперь, когда Тиамак подумал о матери, все встало на свои места. Прежде всего, он был вранном, и ничто не могло это изменить. Он