Скала Прощания. Том 1

Затем крокодил разжал челюсти, Тиамак изо всех сил рванулся в сторону и успел высвободить ногу, прежде чем крокодил снова сомкнул челюсти. Вода вокруг окрасилась кровью. Тиамак уже не чувствовал ногу ниже колена, а верхняя часть горела от боли, но жжение в легких было еще сильнее. Между тем крокодил по спирали уходил вниз, к речному дну. Тиамак попытался подняться вверх, к еще не забытому солнцу, но почувствовал, что искра жизни в нем умирает.

Он преодолел множество степеней мглы, прежде чем добрался до света.

На сером небе висела дневная звезда, ветер стих, и заросли рогоза стояли совершенно неподвижно. Тиамак втянул в себя возвращавший жизнь жаркий болотный воздух и всплыл на поверхность, но почти сразу стал снова опускаться, когда вода начала заполнять его легкие, словно река, разрушившая плотину и вырвавшаяся на просторы долины. Перед глазами у него вспыхивали яркие точки всех цветов радуги, пока не возникло ощущение, что он познал какой-то главный секрет. А еще через мгновение совсем рядом он увидел свою лодку, слегка подрагивавшую на воде, и все откровения исчезли. Тиамак почувствовал, как болезненная тьма ползет по его спине, подбираясь к голове, и медленно поплыл к лодке, тело неожиданно перестало болеть, и, казалось, осталась только голова, дрейфовавшая на поверхности воды. Он добрался до борта плоскодонки, вцепился в него, собираясь с духом, потом перевалился внутрь, сильно поцарапав шею, но ему было все равно. Только теперь им полностью овладела темнота, Тиамак перестал сопротивляться и погрузился в нее.

* * *

Тиамак пришел в себя и увидел, что небо стало красным, как кровь, над болотом разгуливал горячий ветер, и ему показалось, будто пылающее небо пробралось ему в голову – и она горит, точно горшок, только что вынутый из печи для обжига. Пальцами, неуклюжимыми, как кусочки дерева, он взял запасную набедренную повязку со дна лодки и перевязал изувеченную ногу, он не знал, насколько сильно она пострадала, – от колена до ступни нога была залита кровью. Он отчаянно старался сохранить сознание, чувствуя, что находится на грани обморока, и равнодушно думая о том, когда снова сможет ходить, а потом подполз к борту лодки и потянул к себе леску, все еще уходившую в воду. Из последних сил он сумел перевалить серебряную рыбу через корму и бросил ее на дно лодки, рядом с собой. Глаза у рыбы были открыты, как и рот, будто она пыталась задать Смерти вопрос.

Тиамак перевернулся на спину, посмотрел в фиолетовое небо и тут услышал далекий гром. По его лихорадочно горевшей коже ударили первые капли дождя. Тиамак улыбнулся и снова погрузился в темноту.

* * *

Изгримнур встал со скамьи, подошел к камину и повернулся так, чтобы погреть спину. Он собирался вскоре отправиться спать, но сначала хотел погрузиться в теплое облако и только потом вернуться в проклятую келью, где у него мерзла даже задница.

Он прислушивался к приглушенным разговорам – в общей комнате собралось много народа – и восхищался разнообразием языков и акцентов. Санцеллан Эйдонитис сам по себе являлся отдельным миром, даже в большей степени, чем Хейхолт, но герцогу ни на шаг не удалось приблизиться к своей цели, хотя разговоры здесь велись на самые разные темы.

Изгримнур бродил почти все утро и день по бесконечным залам, пытаясь узнать хоть что-нибудь о подозрительной паре монахов или получить хоть какие-то сведения, которые помогли бы ему выйти на след Мириамель. Но поиски не принесли успеха, лишь напомнили о могуществе Матери Церкви. Он был так огорчен из-за невозможности узнать, где находится принцесса, что ближе к вечеру окончательно покинул Санцеллан Эйдонитис.

Герцог поужинал в гостинице, расположенной по пути к горе Санцеллан, и неспешно зашагал к Залу Фонтанов, чего не делал уже много лет. Они с Гутрун посетили фонтаны в первый раз перед свадьбой, когда прибыли в Наббан во время традиционного брачного паломничества, принятого в семье Изгримнура. Ослепительная игра воды и непрерывная музыка наполнили его приятной меланхолией, хотя его по-прежнему наполняли тоска и тревога за жену, впервые за последние несколько недель он мог думать о ней, не чувствуя одуряющей боли. Она наверняка в безопасности – как и Изорн. Он говорил себе, что должен в это верить, – ничего другого ему не оставалось. Остальная часть его семьи, другой сын и две дочери остались на попечении опытного тана Тоннруда в Скогги. В тех случаях, когда все становилось неопределенным, нужно было верить в милосердие Господа.

После прогулки Изгримнур вернулся в Санцеллан, он заметно успокоился и был полон решимости возобновить поиски. Его спутники во время утренней трапезы уже поели, но рано ушли; старый Септес объяснил, что они живут по «сельскому режиму». Герцог сидел и слушал разговоры соседей, но тщетно.