Скала Прощания. Том 1

Они еще два дня ехали вдоль холодных предгорий Тролльфелса – и еще два вечера, которые Саймон стал называть «избиением поваренка», – все это не слишком способствовало улучшению его настроения. Всякий раз оказываясь на влажной земле после очередного удара и чувствуя, как очередная часть его тела начинает болеть сильнее, Саймон раздумывал, не сказать ли Слудигу, что он хочет закончить обучение, но бледное лицо Эйстана заставляло его снова вставать на ноги. Стражник говорил, что Саймон должен этому научиться, чтобы защищать себя, а также спасать других. Эйстан даже не пытался объяснить, почему он так считает, – эркинландер не любил ненужных слов, но часто повторял, что «сильные всегда обижают слабых, а так быть не должно».

Саймон вспомнил о Фенгболде, союзнике Элиаса. Во главе вооруженного отряда он сжег целую область своего графства, убивая людей направо и налево, – только из-за того, что гильдия ткачей не подчинилась его воле. Сейчас Саймон испытал стыд за то, что восхищался Фенгболдом и его красивыми доспехами. Головорез – вот подходящее имя для графа Фальшира и ему подобных – в том числе Прайрата, хотя красный священник куда более изощренный и пугающий негодяй. Саймон чувствовал, что Прайрат не получает такого же извращенного удовольствия от своей способности раздавить кого-то, как герцог Фенгболд или его приспешники, скорее, священник использовал свою силу с равнодушной жестокостью, чтобы уничтожать препятствия, стоящие между ним и его неизвестными целями. Но, так или иначе, он оставался бандитом.

Не раз и не два образ лысого священника заставлял Саймона подниматься и вновь вступать в схватку со Слудигом. Тот, сосредоточенно прищурившись, начинал отступать, пока ему не удавалось взять ярость Саймона под контроль настолько, чтобы они могли нормально продолжить урок. Мысли о Прайрате напоминали Саймону, почему ему необходимо учиться сражаться, – впрочем, он понимал, что едва ли владение мечом окажется полезным против алхимика, но зато поможет уцелеть достаточно долго, чтобы потом до него добраться. Священнику предстояло ответить за множество преступлений, но смерть доктора Моргенеса и изгнание Саймона из собственного дома были достаточными причинами, чтобы лицо Прайрата возникало перед глазами Саймона даже в те моменты, когда он скрещивал дубинки со Слудигом в снегах Белой Пустоши.

Вскоре на рассвете четвертого дня после того, как они покинули озеро Голубой грязи, Саймон проснулся, дрожа под не слишком надежным одеялом из сложенных ветвей, где они вчетвером провели ночь. Кантака, лежавшая поперек его ног, вышла наружу вслед за Бинабиком, и, лишившись ее тепла, Саймон выбрался в кристальный холод утра, стуча зубами и вытряхивая из волос сосновые иголки.

Слудига нигде не было видно, а Бинабик сидел на заснеженном камне возле остатков вчерашнего костра и смотрел в восточное небо, словно изучал свет солнца. Саймон проследил за его взглядом, но увидел лишь бледное солнце, выползавшее из-за последних пиков Тролльфелса.

Кантака, лежавшая у ног тролля, приподняла косматую голову, когда Саймон шел к ним по хрустящему снегу, а потом снова положила ее на передние лапы.

– Бинабик? С тобой все в порядке? – спросил Саймон.

Казалось, тролль его не услышал, но потом медленно повернулся, и на его лице появилась слабая улыбка.

– Хорошего тебе утра, друг-Саймон, – сказал он. – Я чувствую себя прекрасно.

– Правда… ты так смотрел…

– Взгляни-ка. – Бинабик вытащил короткий толстый палец из длинного рукава куртки и указал на восток.

Саймон повернулся и, прикрыв ладонью глаза, посмотрел в ту сторону, куда указал тролль.

– Я ничего не вижу, – признался он.

– Посмотри более внимательно. Взгляни на последний пик, стоящий справа. Вон там. – Он показал на ледяной склон, погруженный в тень, – солнце находилось за ним.

Саймон долго смотрел в указанном направлении, не желая признавать поражение. За мгновение до того как сдаться, он кое-что заметил: темные линии, подобные граням драгоценного камня под ровной поверхностью склона горы. Он прищурился, пытаясь разглядеть детали.

– Ты имеешь в виду тени? – наконец спросил он. Бинабик кивнул, и теперь на его лице появилось восторженное выражение. – Ну, – потребовал Саймон, – что это такое?

– Это больше, чем тени, – спокойно ответил Бинабик. – То, что ты сейчас видишь, это башни утраченного города Тумет’ай.

– Башни внутри горы? И что такое «Тоома’тай»?

Бинабик насмешливо нахмурился.

– Саймон, ты уже слышал это имя несколько раз. Что за ученика взял себе доктор Моргенес? Ты помнишь, как я разговаривал с Джирики про «Уа’киза Тумет’ай ней-Р’и’анис»?

– Ну что-то вроде того, – с сомнением ответил Саймон. – И что это значит?

– Песнь о падении города Тумет’ай, одного из величайших Девяти городов ситхи. В песне рассказывается история о том, как был оставлен Тумет’ай. А тени, которые ты видишь, это башни, уже тысячи лет находящиеся в плену у льда.