Большая часть сплетен – пусть и с огромной осторожностью – касалась отношения Ликтора Ранессина к тому, что Бенигарис стал герцогом Наббана, и насколько он считает это законным. Разумеется, Ликтор не сможет ничего изменить – Бенигарис в любом случае останется сидеть на троне, но Дом Бенидривин и Мать Церковь уже давно сумели достичь нелегкого баланса, необходимого для управления Наббаном. Многие опасались, что Ликтор может совершить необдуманный поступок, например, обвинит Бенигариса на основании слухов в том, что новый герцог предал отца или не защитил его должным образом во время сражения у Наглимунда, но наббанайские священники – те, что выросли в Санцеллане, – сразу принимались заверять гостей, что Ранессин благородный и дипломатичный человек. Ликтор, говорили они, примет правильное решение.
Герцог Изгримнур помахал полами сутаны, рассчитывая направить теплый воздух внутрь. Если бы только честь и дипломатичность Ликтора могла решить
«Конечно! Вот же решение! Будь прокляты мои невежественные глаза за то, что я не увидел очевидного раньше! – Изгримнур хлопнул ладонью по своему бедру и довольно рассмеялся. – Я поговорю с Ликтором. В любом случае, он не выдаст мою тайну. Как и секрет Мириамель. Если у кого-то и достаточно власти, чтобы ее найти, не привлекая внимания к поискам, то это у его святейшества».
Герцог почувствовал себя гораздо лучше, повернулся и еще несколько раз потер руки перед огнем, а затем решительно зашагал по полированному деревянному полу общей комнаты.
Его внимание привлекла небольшая толпа возле распахнутых дверей с аркой, около которых стояли несколько монахов; другие собрались на балконе снаружи, и холодный воздух проникал в общую комнату. Многие из тех, что находились внутри, начали протестовать или перешли поближе к огню. Изгримнур направился к двери, спрятав руки в огромных рукавах сутаны, чтобы выглянуть из-за спины последнего монаха.
– Что происходит? – спросил он.
Герцог разглядел несколько дюжин мужчин во внутреннем дворе внизу, половина из них были всадниками. Впрочем, он не увидел в этом ничего необычного: они двигались спокойно и неторопливо, пешие воины, стражники Санцеллана, приветствовали прибывших гостей.
– Советник Верховного короля, – ответил стоявший перед Изгримнуром монах. – Его зовут Прайрат. Когда-то он здесь служил – в Санцеллан Эйдонитисе, я имею в виду. Говорят, он очень умен.
Изгримнур стиснул зубы, с трудом подавив крик гнева и удивления. Герцог чувствовал, как в нем закипает ярость, и привстал на цыпочки, чтобы получше разглядеть прибывший отряд, и увидел маленькую лысую голову священника, а потом алый плащ, который выглядел оранжевым в свете факелов у ворот. Изгримнур задумался о том, как бы подобраться поближе к Прайрату и вонзить нож в сердце предателя. О добрый Господь, как было бы замечательно!
«И что это даст, если не считать того, что убрать мерзкого Прайрата с лица земли будет очень полезно, – подумал герцог. – Так я не найду Мириамель, и мне не удастся сбежать, чтобы продолжить ее поиски. Не говоря уже о том, что может произойти, если Прайрат не умрет, – быть может, у него есть какой-то магический щит».
Нет, так не пойдет. Если он сумеет встретиться с Ликтором, то обязательно расскажет ему обо всех преступлениях красного священника, ставшего главным советником Верховного короля. А что Прайрат здесь вообще делает?
Изгримнур, тяжело ступая, направился в свою келью, однако его не покидали мысли о несостоявшемся убийстве.
Находившийся двадцатью локтями ниже Прайрат посмотрел вверх, на балкон общей комнаты, словно кто-то позвал его по имени, черные глаза напряженно блестели, бледная голова сияла, точно поганка, в тени у ворот. Монахи в общей комнате, отделенные от Прайрата расстоянием и темнотой, не смогли увидеть улыбки, промелькнувшей по изможденному лицу священника, но ощутили внезапный порыв холодного воздуха, пронесшегося по Санцеллан Эйдонитису, от которого взметнулись плащи стражников. У монахов на балконе на руках выступили мурашки, и они поспешили обратно в общую комнату, плотно прикрыли дверь на балкон и постарались оказаться поближе к огню.
Глава 12. Полет птицы
Саймон и его спутники оставили троллей позади и теперь ехали на юго-восток вдоль подножия Тролльфелса, прижимаясь к его основанию, точно ребенок, опасающийся войти в более глубокую воду. Справа расстилались Белые Пустоши.
В середине серого дня, когда они медленно вели своих лошадей по узкой неровной каменной тропе, переходя через ручьи, впадающие в озеро Голубой Глины, впереди взлетела стая журавлей с такими оглушительными криками, что небо, казалось, задрожало. Птицы промчались над головами всадников, а потом все как одна резко повернули и скрылись на юге.
– Они отправились в свое путешествие на три месяца раньше, чем следует, – грустно сказал Бинабик. – Это неправильно, совсем неправильно. Весна и лето отступили, точно разбитая армия.
– Но погода не стала холодней, чем когда мы ехали в сторону Урмшейма, – заметил Саймон, крепко держа поводья Искательницы.