– Совсем неплохо, – рассмеялась она. – Возле нашего дома в Элвритсхолле течет река Гратуваск – вот там вода действительно ледяная! Каждый год весной девушки из города отправляются туда купаться – и я в молодости так же поступала. – Она выпрямилась, и ее взгляд устремился куда-то вдаль. – Мужчины в этот день должны все утро оставаться дома под угрозой серьезного наказания, чтобы женщины могли спокойно поплескаться в Гратуваске. Но как же там было холодно! Река берет свое начало в снегах северных гор! Вы не слышали настоящего визга, пока не побывали рядом с сотнями девушек, бросающихся в реку авриля! – Она снова рассмеялась – Есть легенда, наверное, вы ее слышали, о молодом человеке, полном решимости посмотреть на девушек в Гратуваске, – в Риммерсгарде ее знают все, может быть, и вы слышали?.. – Она замолчала, и вода вылилась из ее сложенных ладоней. – Воршева? Ты нездорова?
Воршева наклонилась, и ее лицо стало бледным, как молоко.
– Просто мне больно, – хрипло ответила она и выпрямилась. – Скоро все пройдет. Вот видите, мне уже лучше. Расскажите свою историю.
Гутрун бросила на Воршеву подозрительный взгляд. Но прежде, чем герцогиня успела что-то сказать, заговорила Джелой, сидевшая рядом на берегу, где она расчесывала волосы Лелет гребнем из рыбной кости.
– Историю лучше отложить, – резко сказала женщина-ведьма. – Взгляните – мы не одни. – Воршева и Гутрун повернулись в ту сторону, куда указывала Джелой. В трех или четырех фурлонгах от них на пригорке стоял всадник. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, но не оставалось никаких сомнений, что он смотрел в их сторону. Все женщины, и даже Лелет, не сводили с всадника широко раскрытых глаз. Прошло несколько мгновений – им показалось, что их сердца перестали биться, – потом всадник развернул лошадь, спустился с пригорка и исчез из вида.
– Как… как страшно, – сказала герцогиня, сжимая ворот платья мокрой рукой. – Кто это? Ужасные норны?
– Не могу сказать, – хрипло ответила Джелой. – Но нам нужно вернуться, чтобы рассказать Джошуа о всаднике, если он его не видел. Теперь нас должны интересовать любые незнакомцы, будь то враги или друзья.
Воршева вздрогнула. Ее лицо все еще оставалось бледным.
– В лугах не бывает дружелюбных незнакомцев, – сказала она.
Новость, принесенная женщинами, убедила Джошуа, что они больше не могут задерживаться. Отряду ничего не оставалось, как собрать свои немногочисленные вещи и снова двинуться в путь на восток, вдоль берега Имстрекки, протекавшей мимо границы уже ставшего далеким и превратившегося в темную полоску на туманном северном горизонте леса.
За весь день они больше никого не встретили.
– Эти земли выглядят плодородными, – заметил Деорнот, когда они искали место для лагеря. – Вам не кажется странным, что мы не видели людей на берегах реки, если не считать того одинокого всадника?
– Одного всадника вполне достаточно, – мрачно ответил Джошуа.
– Мой народ никогда не любил эти места, они находятся слишком близко к лесу, – дрогнувшим голосом сказала Воршева. – Под деревьями обитают души мертвецов.
Джошуа вздохнул.
– Еще год назад я бы посмеялся над подобными словами, но теперь я и сам их видел или вещи еще более страшные. Спаси нас Господь, во что превратился мир!
Джелой, готовившая постель из травы для маленькой Лелет, подняла голову.
– Мир остается неизменным, принц Джошуа, – сказала она. – Просто в трудные часы наше зрение проясняется. Свет городов затуманивает множество теней, которые прекрасно видны под луной.
Деорнот проснулся посреди ночи от того, что сердце отчаянно стучало у него в груди. Ему приснился сон. Король Элиас превратился в веретенообразное существо с острыми когтями и красными глазами – прицепился к спине принца Джошуа, который его не видел, и, казалось, будто он не знал, что его брат здесь. Деорнот пытался ему сказать, но Джошуа отказывался слушать, лишь улыбался и шел по улицам Эрчестера и нес на спине ужасного Элиаса, похожего на изуродованного ребенка. Всякий раз, когда Джошуа наклонялся, чтобы погладить по голове какого-то ребенка или бросить монетку нищему, Элиас протягивал руки и уничтожал то хорошее, что пытался сделать принц: отнимал монету или царапал ребенку лицо грязными когтями. И вскоре за Джошуа шла разозленная толпа и с криками требовала его наказания, но принц ничего не замечал, хотя Деорнот кричал и указывал на злобное существо, сидевшее на его плечах.
Проснувшись в предрассветных лугах, Деорнот потряс головой, пытаясь избавиться от чувства тревоги. Лицо Элиаса из сна, высохшее и жалкое, продолжало его преследовать. Деорнот сел и огляделся по сторонам. Весь лагерь спал, за исключением валады Джелой, которая погрузилась в размышления, сидя возле последних угольков почти погасшего костра.
Деорнот снова лег и попытался заснуть, но не мог – он боялся, что вернется страшный сон. Наконец, недовольный собственной слабостью, он встал, встряхнул свой плащ, подошел к огню и сел рядом с Джелой.