Скала

Оштукатуренный дом Калума Макдональда стоял почти на самой вершине холма, рядом с двумя другими жилищами. Когда Фин был в Кробосте последний раз, старый одноэтажный «белый дом» с жестяной крышей буквально разваливался. С тех пор кто-то потратил на него много денег. Новая крыша, двойные рамы, пристройка-кухня, огороженный сад, стену которого покрывала та же штукатурка с каменной крошкой… Сад выглядел ухоженным, с лужайками и клумбами. Фин знал, что Калуму платили пенсию; впрочем, никакие деньги могут компенсировать жизнь в инвалидном кресле. Полицейский решил, что все эти деньги или их часть пошли на ремонт дома.

Мать Калума стала вдовой еще до того, как он родился: с ее мужем случился несчастный случай в море. Мать с сыном жили в муниципальном доме возле школы. Фин знал: Калум никогда не рассказывал ей о школьных задирах и о том, что случилось в тот вечер, когда он сломал спину. Все участники той истории жили в страхе, что правда когда-нибудь выйдет наружу. Но Калум молчал, как всегда, молчал о своих страхах, мечтах и желаниях. Буря так и не разразилась.

Фин остановил машину у ворот и направился по дорожке к кухонной двери. Вместо ступенек к ней вел пандус. Полицейский постучал и стал ждать. За домом Калума стояли два других и гараж из шлакоблоков с ржаво-красной дверью. Большой неухоженный двор был завален останками тракторов и сломанных прицепов. Какой контраст с аккуратным садом по ту сторону стены! Фин повернулся, чтобы уйти, но тут дверь открылась, и на пандус ступила пожилая женщина. На ней были цветастый фартук, шерстяной джемпер и твидовая юбка. Когда он в последний раз видел мать Калума, ее волосы казались чернее ночи; теперь они были белее снега и лежали мягкими локонами вокруг бледного лица, покрытого сеткой морщин. Глаза у женщины были водянисто-голубые, она смотрела на Фина, не узнавая. Он никак не мог привыкнуть к тому, что у некоторых людей его возраста до сих пор живы родители.

— Миссис Макдональд?

Она нахмурилась, пытаясь припомнить гостя:

— Да.

— Я Фин Маклауд. Раньше я жил у гавани вместе с теткой. Я учился вместе с Калумом.

Женщина перестала хмуриться, но так и не улыбнулась. Ее губы сжались в тонкую линию.

— Ага, — только и сказала она.

Фин неловко пошаркал.

— Я хотел спросить, можно ли мне с ним встретиться.

— А ты не спешил, верно? — голос у женщины был резкий, слегка скрипучий, как у заядлого курильщика. Вдобавок гэльский язык придавал ему непреклонности. — Прошло почти двадцать лет, как Калум сломал спину. А вы даже не наведались к нему! Все, кроме Ангела. Вот бедняжка!

Фин разрывался между виной и любопытством:

— Ангел приходил к Калуму?

— Да, каждую неделю, как часы, — женщина помолчала, с присвистом втянула воздух: — Но больше он не придет, верно?

Полицейский помолчал, не зная, что на это ответить. Потом решил, что уместного ответа не придумать.

— А Калум дома? — спросил он, пытаясь заглянуть в дом.

— Нет. Он работает.

— А где я могу его найти?

— В сарае с другой стороны дома. Ангел построил его для ткацкого станка, — женщина вытащила из кармана фартука пачку сигарет, закурила. — Услышишь станок, когда обойдешь дом. Только не входи без стука, — она выдохнула облако дыма Фину в лицо и закрыла дверь.

Полицейский обошел вокруг дома. Каменную дорожку тщательно выровняли и зацементировали, чтобы по ней было удобно ездить в инвалидной коляске. Возможно, здесь тоже Ангел постарался? Фин пригнулся, проходя под развешанным для просушки бельем, и увидел сарай. Это было простое строение из шлакоблоков с крутой крышей. С каждой стороны было окно; дверь выходила на болото, перед ней стояла торфяная кладка. В лужах стоячей воды на болоте отражался солнечный свет.

Подходя к двери, Фин услышал ритмичное постукивание ткацкого станка и жужжание его колес. Он вспомнил, как челноки с невероятной скоростью бегают взад-вперед по нитям пряденой шерсти. Когда Фин был ребенком, в Нессе нельзя было пройти по улице, не услышав работающий станок. Они стояли везде: в сараях, в гаражах… Полицейский никогда не понимал, почему твид, вытканный на острове Льюис, называют «харрисский твид». Так или иначе, ткачи никогда не зарабатывали много. Харрисский твид всегда ткался вручную, и когда-то тысячи жителей острова трудились дома, и станками. Склады в Сторновэе платили им гроши, а потом продавали твид в Европу и Америку, получая солидную прибыль. Но в последнее время его вытеснили с рынка более модные ткани, и на острове осталась лишь горстка ткачей. Они по-прежнему получали гроши.

Фин поднял руку, чтобы постучать, и вдруг замер, закрыв глаза. На него накатило острое чувство вины, которое жило на задворках его памяти все эти годы. На мгновение он усомнился: вспомнит ли его Калум? Потом Фин решил, что глупо даже думать об этом. Конечно, он его узнает. Как бы он смог забыть?

Глава тринадцатая