Читаем Скалаки полностью

«1. Никто не смеет выходить на барщину, ни на платную, ни на даровую.

2. Каждый должен запастись хлебом на три дня и быть наготове как днем, так и ночью.

3. Когда раздастся звон большого колокола, каждый должен прийти на этот зов.

4. Дома, брошенные помещиками, разрешается грабить и поджигать».

В полицких деревнях эту листовку распространял Достал.

— Гей, на панов! — радостно кричал народ.

— Боже мой, что это делается? — говорили боязливые женщины.

— Мы сами пойдем за золотым патентом! — говорили крестьяне, имея в виду документ, который государыня будто бы подписала золотом.

— Мы не будем больше ходить на барщину!

Раздался звук цимбал, и Иржик запел:

Мужик, не дай себя терзать,Не дай семь шкур с себя спускать,Отбей ты косу, цеп возьми,Всех панских прихвостней гони!

Так кончалась его песня. Теперь он мог сбросить с себя маску юродивого.

От деревни к деревне, словно на крыльях, летел крестьянский «Отче наш» с новыми заключительными словами. Многие уже побросали работу, иные на радостях стали выпивать.

— Эге-гей! Мы будем свободны!

Буря должна была грянуть сразу, неожиданно, она должна была ошеломить врага. Но ее приближения нельзя было скрыть. Вести о ней дошли до замка и породили страх.

— Негодяи, мошенники! — повторял потрясенный управляющий и посматривал на Лашека, сидевшего на злополучной лавке в прихожей канцелярии. Ореховый прут болтался у него на боку. Управляющий уже не мог приказать ему: «Лашек, лавку!» Таких бы Лашеков да побольше, да не с ореховыми розгами. Гнев управляющего нарастал. В канцелярию робко вошел Ржегак из Слатины. Он воровато огляделся, поморгал глазами и стал рассказывать. Плут говорил не прямо, а обиняками. Обрадованный управляющий нетерпеливо выспрашивал его. Пусть Ржегак говорит все, он обещает ему уменьшить, а то и совсем снять с него барщину. Тогда крестьянин предал своих товарищей и рассказал все, что знал. Он положил на стол одну из листовок, во множестве ходивших по краю. Познакомившись с ее содержанием, управляющий побледнел.

— Это заговор! Бунт! — бормотал он, бегая по канцелярии.

— А когда должны начать? — спросил он, внезапно остановившись перед Ржегаком.

— Не знаю, милостивый пан, еще не определили, держат это в тайне.

— А кто?

— Рыхетский, Уждян, Достал и юродивый Иржик Скалак/— сказал Ржегак, помолчав.

— Негодяи, немедленно под арест всех!

— Я бы не советовал этого делать, милостивый пан, хуже будет, этим вы только раздразните народ, — и Ржегак попросил милостивого пана не забывать о нем, ведь он ради пана подвергает себя большой опасности. Он просил сохранить в тайне его имя.

«Если восстание удастся — хорошо, если нет, я избегну наказания и получу награду», — размышлял хитрый крестьянин, крадучись возвращаясь в Слатину и не подозревая, что за ним следят.

Когда управляющий передал князю добытые сведения, тот побледнел и задрожал. Придя в себя, князь тотчас же приказал готовиться к отъезду. Он хотел уехать на другой же день. Ученый доктор Силезиус пытался отговорить его: князь нездоров, и дорога ему может сильно повредить.

— Тогда что же делать? — спрашивал в испуге князь.

— Ничего страшного еще нет, вызовем войска, ваша светлость.

— Да, я как раз и хотел это предложить, — сказал управляющий.

— Только дамам, ваша светлость, не стоит говорить об этом, — сказал Силезиус.

Управляющий приказал тщательно разведать, что делается в округе. Полученные им известия не содержали в себе ничего опасного, но и не были утешительными. Выслушав все, управляющий послал верхового в Градец на Лабе.

Во дворе замка суетилась прислуга; готовились к отъезду — князь не хотел оставаться в своей резиденции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза