Читаем Скалаки полностью

Стемнело. Трудно было пробираться по занесенной снегом дороге. Балтазар молча лежал в санях. Мысли его путались. Он пристально посмотрел на Медушку и почувствовал, как сжалось его сердце. «Бедняга, она спасла троих. А Лейтен! Все пули пошли нам на пользу. Но драгуны не сдаются! Не стоит унывать — право же, это лучше, чем петля. Должно быть, мы уже доехали, скоро и совсем оттрубим. Теперь не страшно, когда эти двое в безопасности».

— Дядюшка! — прозвучал над ним нежный голос Лидушки. — Вам очень больно?

— Нет, девушка, не очень. А как Иржик?

— Я иду за вами. Чем мы только отплатим вам?

— Не говори об этом. Ну, от гусар мы уже избавились. Я тоже с радостью пошел бы, а то бедняге Медушке тяжело тянуть.

— Не смейте даже двигаться!

Лидушка не чувствовала мороза. Она брела по снегу, ничего не замечая. Дорога шла в гору. Когда они въехали на вершину, Иржик крикнул:

— Огни!

Сквозь деревья виднелся красноватый свет.

— Слава богу, это Строужне.

Через четверть часа они уже были в деревне.

— Прямо в том доме с краю и живет Галина. Лидушка направила лошадь ко двору; через минуту ворота заскрипели, и беглецы въехали во двор. Они были спасены.

<p>Глава четырнадцатая</p><p>НА ЧУЖБИНЕ. ВОЗВРАЩЕНИЕ</p>

Графство Кладское в то время было гораздо более чешским, чем в наши дни. На границе королевства теперь осталось всего лишь несколько деревень, где до сих пор говорят на чешском языке, хотя это и преследуется прусским правительством. Между теми горными деревушками находится и Строужне, расположенное у подножья скалистой горы с продолговатой вершиной. Это Бор, гора около тысячи футов высоты. К ней примыкает гора поменьше, с плоской вершиной, представляющая собой как бы гигантскую ступень к каменистому Бору. На этом плоскогорье между серыми скалами песчаника белеет несколько бедных лачуг деревушки Буковины. Строужне лежит в котловине, над ним возвышается отвесный Бор, а кругом меньшие горы, поросшие густым лесом. Приятный уголок весной и летом.

Жители деревушки в большинстве своем были евангелисты. У семьи Скалаков здесь было немало хороших знакомых: в их числе и Якуб Галина, у которого нашли приют беглецы — Балтазар, Иржик и Лидушка. Он принял их, как родных, и старательно ухаживал за ранеными. Балтазара немедленно перевязали, его рана была глубока и опасна.

— Она смертельна, — тихо сказал Уждян Галине. Рана у Иржика тоже разболелась.

К утру ветер стих. Снег перестал идти. Когда первые лучи позднего солнца проникли в избу Галины, они озарили печальную картину. На постели, тяжело дыша, лежал бледный 8а1уа §иагсИа, в углу, опустив голову, стоял удрученный Иржик, у постели сидела Лидушка; ее осунувшееся лицо было скорбно.

Галина подошел к больному и наклонился к нему, чтобы расслышать его слова.

— Здесь они не будут в полной безопасности, отправь их куда-нибудь подальше в горы. Видно, мне уж недолго осталось, пусть они побудут здесь, пока я умру.™ Балтазар произнес это тихим, но твердым голосом. Он не стонал, не жаловался. Потом спросил и о Медушке.

— Ничего не ест, стоит печальная, понурив голову.

— Да, да, она тоже отслужила.

Накануне вечером, когда они с трудом добрались сюда и Медушку повели в конюшню, Балтазар подошел к ней и погладил ее, Медушка слабо заржала. Больше им уже не суждено было увидеться. Так старый драгун разлучился со своим верным конем.

Плохо, что за Балтазаром не было врачебного ухода. Поблизости, в Чехии, жил фельдшер, но посылать за ним было небезопасно, а другие жили в дальних местах, да и дороги туда стали непроходимыми.

— Знаю, что мне уж никто не поможет, — сказал старый драгун.

Лидушка не отходила от его постели. В полдень Уждяну стало хуже.

— Ему уже шестьдесят, едва ли выживет, — сказал своей жене Галина, выйдя во двор.

Балтазар кивнул Иржику. Тот подошел к нему.

— Поручаю тебе Лидушку, знаю, что ты ее любишь: заботься о ней и о ее бабушке. Наши надежды не оправдались, но святая правда победит. Я горевал, что не умер на поле брани, но теперь благодарю бога, что все так кончилось. Я умираю за правое дело. Вы доживете до лучших времен. Наше де| ло справедливое, и никто не сможет его сокрушить. Любите друг друга, и бог вам поможет.

Лидушка горько плакала. Охваченный горем, Иржик молча упал на колени перед постелью.

Всю ночь Иржик и Лидушка не отходили от постели дорогого «дядюшки». Дважды он спрашивал о Медушке. Иржик ходил к ней и сказал солдату, что она легла. Балтазару становилось все хуже, есть он не мог, его мучила жажда. Но он так и не застонал ни разу. Утром, сложив ладони, драгун устремил сосредоточенный взгляд вверх. Все молчали, зная, что он молится. Балтазар попросил похоронить его в военном плаще и положить сбоку саблю; драгунский пистолет он завещал на память Иржику.

— Когда-нибудь вы, конечно, вернетесь в Чехию — передайте привет Рыхетскому, бабушке и Ванеку. Жаль, что не дома… — и он вздохнул при мысли, что будет похоронен на чужбине. Но он тут же успокоился и терпеливо переносил боль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза