Всю ночь шли в горящем пригороде, в удушливой пыли и дыму, под грохот разрывов и стоны раненых, помогая им. У Саши туфли расстегнулись и потерялись, ноги кровоточат. Дошли до берега Дона, нашли лодку, переправились на другую сторону, несмотря на обстрел и бомбежку, огромные фонтаны воды от разрывов и волны, перехлестывающие за борт лодки. От контузии гудит голова. Ноги обмотала обмотками. Посадили в машину, благополучно прибыли в военкомат. Там спрашивают документы, а у нас их нет. Говорят — уходите скорее, скоро начнут бомбить. Только вышли из города, пошла круговерть! Самолеты заходят, бомбят, идет артобстрел. По всем дорогам отступают, увозят раненых. Фельдшер в машине ранен. Взяли меня. Помогаю, подбинтовываю, даю пить. Приехали в город Бобров, сдала раненых. Утром в местной милиции встретила одну из наших сестер, очень обрадовалась. Посадили нас на машину. Едем, а самолеты пикируют, бомбят. Мы на ходу выпрыгнули и в окоп. А над нами словно небо раскололось. Фашисты бомбят, а краснозвездные их обстреливают, разгоняют, оберегают живую дорогу. А бомбы падают, пули, пули находят беззащитных людей. Вот упал повар Тоскин. Подбежала, а он уже не дышит, глаза стеклянные и одна слезинка… По машинам! По машинам!
В Острогожске Маша Горелова лежит без сознания. Пришла в себя, ничего не помнит. Ночь, разбитое здание. Встала с земли, отряхнулась, вышла в сад. Страшно… Стала звать своих. Никого. В голове боль, почти не слышит. Значит, контузило. Подошел военный.
— Вы кто?
— Маша Горелова, сестра!
— Тише! Здесь десант фашистский! Вон туда отступают наши войска.
Шла в этом аду и неразберихе, наткнулась на своих: Володя Ошкадеров и другие… Сутки шли к переправе через Дон, а ее уже не было. У местечка Картояк ночью вплавь переправились на бревне и только на седьмые сутки разыскали свой госпиталь.
Люба Демидова. В Острогожске она хотела забежать в физиотерапию за вещами, а там все разрушено, трупы. Отходила с небольшой группой: врач В.А.Смирнова, сестра Зоя Лизокурова, Маша Саватеева. Сзади подпирали немцы. Собрались все у железной дороги. Подали санлетучку под погрузку раненых. Лес далеко стоит, черной полосой. Вдруг загудело небо, немецкие самолеты пикируют прямо на вагоны. Хорошо видно летчиков, смеются. А пули звякают по вагонам. Кто-то кричит:
— Саша… Аккуратнова… В лес!
Улетел, проклятый. И тут загудели машины, подвозят раненых, торопятся. Начальник санлетучки Н.М.Кувшинова, сестры Саша Аккуратнова, Маша Горелова и Вера Адоньева подсаживают, укладывают, подбадривают раненых. Да они и сами понимают — пока нет фашиста, надо быстрее отправляться в путь.
Два дня ехали до города Энгельса, под бомбежками и обстрелами, пережили заново весь ужас войны. Госпиталь развернулся, лечим раненых, в заботах и работе проходят дни.
А Клава Заковоротная сопровождает санлетучку в Саратов. Ехали в товарных вагонах, раненые лежали на полу на соломе, продукты выдали сухим пайком. Ехать было очень тяжело. Много бойцов было с ранением рук, ног, груди, головы — одновременно. За водой я бегала на остановках к паровозу, во время же движения всех тяжелых кормили из рук, размачивая сухари. Готовить пищу было негде. Все эшелоны, идущие и сзади и спереди, непрерывно бомбились. А наш поезд шел будто заговоренный — за весь путь до Саратова мы не попали ни в одну бомбежку. Хотя ехали, как мне казалось, очень, очень долго.
В Саратов прибыли в начале октября.
После сдачи раненых я с эшелоном, идущим к фронту, вернулась в свой госпиталь. Самостоятельно мы еще не работали. Вскоре я заболела брюшным тифом. Выписали меня и направили в ПЭП. Когда я туда приехала, там стояла машина нашего госпиталя, нагруженная имуществом и готовая к отъезду. Так в октябре 42-го года я вернулась в свой госпиталь.
Глава V
Под огнем «мессеров»