Скальпель и автомат

Мне грустно смотреть на черепников, некоторые лежат и не приходят в сознание. Некоторые лежат и мучаются: то все понимают, то в неведении. Санитар сказал: «Из нашего мира ушел, а в другой не приняли, вот он и мается». Крестит их рукой и читает молитвы, он из какой-то деревни. Скорее бы их в спецгоспиталь. Умирают они как-то неожиданно: поел, поговорил, лег отдыхать и умер. Уход за ними нужен особый. Мы с Ирой еле успеваем за день сделать только самое необходимое. Доктор, выходя на улицу, дала приказ на первые 4 машины погрузить черепников. Идем из домика в домик. Вот здесь лежачие раненые, почти все офицеры. Дом для офицеров, раненых и больных, стоит в середине села, от войны чуть покосившись к югу. Дом меньше всего пострадал. Стекла все выбиты и только окно с западной стороны со стеклом. Открываю дверь — с теплым паром вырывается стекло. На нарах справа лежат раненые, которые сами могут встать. Юра Сухорукое ранен в плечо, шоковое состояние. Большая русская печка занимает всю середину. Окна заколочены. Напротив печки на нарах лежат тяжелораненые офицеры. Их немного. Фашистский снайпер первыми отстреливает офицерский состав. У Юры Сухорукова пуля прошла в плечо, повредила нерв и вышла. Нагноения нет, но общее состояние тяжелое, шок. Увидя меня, он приподнялся: «Меня назначили в операционную, не хочется что-то… Наверное, скоро придут, а мы тут перессорились. Я маме письмо написал в Елец, вот оно! Отправь, не забудь… А если меня вынесут в сарай, то прядь волос отрежь и отошли на память домой. Там у меня сестренка Оля и мама Пелагея Васильевна, самые любимые… Как мне грустно…» «Юра! Так нельзя!» Красивое лицо, волнистые волосы, грустные глаза и весь он ладный, стройный, красивый. «Юра! Перестань! — крикнул тяжелораненый старший лейтенант. — Нельзя так распускаться, ты офицер! А что же нам делать? Я должен кричать, что ноги нет?!» «Юра! Все будет хорошо!» — глажу его кудрявую голову. — Успокойся! Вот и хорошо, после операции зайду и посижу!» Душа всех раненых и персонала майор Кузнецов, с переломом бедра, старается поддерживать спокойствие в домике. Он уговаривает Юру и других нуждающихся, веселит рассказами про охоту, смеется, требует газеты и журналы, читает вслух. Как-то организовал обмен надоевшей всем каши (пшенный концентрат на картофель) у старухи, вернувшейся из леса. Обойдя всех раненых по правой стороне деревушки, через несколько часов опять вернулась в дом офицеров. Вхожу, и самой стало страшно. В доме жуткая тишина. Меня не встретили шуткой или милым комплиментом, как всегда. Ира сидит и держит Юру за здоровую руку. Он как бы спит. «Как дела, Ира?» Подхожу, тру руки от мороза. У Юры глаза полузакрыты, но дыхание… Такое странное. Проверяю пульс. Да что это такое? Частый нитевидный. «Ира! Скорее доктора!» «Не надо! Она сейчас здесь была». Сердце сжимается от горя. Через несколько часов не станет еще одного человека. Дверь хлопнула за мной. Сухой мороз щиплет щеки, слезы катятся и замерзают белыми шариками на шинели. Непонятно! Почему смерть? Видимо, шок? Ветер хлещет колючим снегом и песчинками в лицо, в глаза. И вдруг тарахтенье машины. Скорее грузить черепников! Одеваем тщательно. Мороз. Как они доедут? Саша! Милый мальчик Саша! Несколько раз подходит и прощается, шапка не налезла на повязку. Привязываю на голову стеганку, как капор. Проверила всех. «Выздоравливайте, дорогие! До свиданья!» Дом опустел, остался только санитар да в углу умирающий раненый, без фамилии, неизвестный. Повязка у него с головы съезжает, санитар поправляет. Подошла. Смотрю, кусок мозгов выскочил из-под повязки прямо мне на руку. Приподняла повязку, а там месиво. Подбинтовала, положила голову на подушку. Отдыхайте.

Бегу по деревне. Поземка метет, мороз крепкий. Как-то Юра? Дверь открылась легко, место, где лежал Юра, пустое. Подошла к майору Кузнецову… и не узнаю его. Что-то изменилось в глазах, в лице. Температура очень высокая. Отечная нога вылезает из бинтов. Послала санитара за доктором. Она пришла быстро. Назначила в операционную, где все еще работала группа ОРМУ. Кузнецова положили на носилки в гнетущей тишине. Раненые, подняв головы, молча взглядами провожали его. Он попробовал пошутить: «Сестрица! Кто вам про зайцев расскажет?» Но это прозвучало как предчувствие. Санитары, закутав его одеялом поверх носилок, ушли. Ночью еще раз зашла в домик. Раненые спали, санитар сказал, что Кузнецова еще не приносили. Проснулся старший лейтенант: «Сестра! Выполните свое обещание!» «Но сейчас темно». У меня опять защемило сердце. Да! Я должна! Взяла ножницы, пошла в сарай, санитар сопровождать отказался. Тут в темноте лежали умершие. Зажгла спичку. Сразу увидала бледное, заострившееся лицо Юры. Мне очень страшно и больно. Тени от спички меняются, как бы приближаясь ко мне. Слезы мешают. Шагнув вперед, для смелости говорю: «Юра! Исполняю твою волю!» Мне стало легче, как будто бы он слышит меня.