Сейчас в редакции «Эспектадора» никто уже не помнит, кто же все-таки первым в угрюмом захолустье тогдашней Боготы додумался до такой прямой и потрясающей версии современной журналистики. Известно, впрочем, что обязанности ответственного редактора исполнял паренек двадцати с небольшим лет, которому суждено было стать одним из лучших колумбийских журналистов – притом что он окончил лишь начальную школу. Сегодня, когда исполняется полвека его профессиональной деятельности, все мы, его земляки, знаем, что звали его – и звать продолжают – Хосе Сальгаром.
Как-то вечером, на редакционном чествовании, он сказал – скорее всерьез, чем шутя, – что по поводу своего юбилея услышал при жизни те похвалы, какие обычно причитаются только покойникам. Он, наверно, не услышал все же, что самое поразительное в его творческой жизни не то, что она длится уже пятьдесят лет (подобное происходит со многими стариками), а как раз наоборот: то, что вступил он на эту стезю в этой самой газете в 12 лет, а до этого почти два года пытался устроиться репортером. Да, в том далеком 1939 году Хосе Сальгар, возвращаясь из школы, подолгу застревал перед окном, за которым на педальном типографском станке печаталась «Мундо аль Диа», газета в свое время весьма популярная, причем самый читаемый ее раздел был чистой журналистикой. Он назывался «Своими глазами» и состоял из рассказов и наблюдений самих читателей. За каждую такую заметку редакция платила по пять сентаво, а в ту эпоху почти все стоило пять сентаво – экземпляр газеты, бутылка газировки, пачка сигарет, чашка кофе, услуги уличного чистильщика обуви, билет на трамвай или в кино на детский сеанс и многое другое из предметов первой и второй необходимости. Ну, и вот десятилетний Хосе Сальгар начал посылать свои заметочки – и не столько в рассуждении заработать пресловутые пять сентаво, сколько в надежде – напрасной, кстати, – увидеть, что напечатают, и ни разу ожидания его не сбылись. И надо добавить – к счастью, потому что в этом случае полувековой юбилей журналиста случился бы еще два года назад, а это уж, согласитесь, ни в какие ворота не лезет.
Он начал, как положено – с самых низов. Друг его родителей, работавший в типографии «Эспектадора» (где в ту пору, вообразите только, печатался «Эспектадор»), устроил его туда на работу, начинавшуюся в четыре утра. Хосе Сальгару выпала тяжкая доля плавить металлические литеры для линотипа, и благодаря своему ответственному отношению к делу был замечен главным линотипистом (теперь таких уже нет), который, в свою очередь, обратил внимание своих коллег на два выдающихся достоинства новичка – во-первых, он был похож на президента республики дона Маркоса Фиделя Суареса как брат-близнец, а во-вторых, был не менее сведущ во всех секретах испанского языка, причем до такой степени, что даже баллотировался в Академию словесности. Юнца, поработавшего полгода на буквоотливной наборной машине, отправили на ускоренные курсы, а потом произвели в редакционные курьеры. С той поры вся его карьера шла в редакции «Эспектадора», где он – ныне старейший работник газеты – дорос до нынешней своей должности заместителя главного редактора. В ту пору, когда он начал писать новости на доске, кто-то запечатлел его на фотоснимке – в черном костюме с широкими остроугольными лацканами и в широкополой шляпе набекрень по моде, введенной Карлосом Гарделем. На нынешних своих фотографиях он уже не похож ни на кого, кроме самого себя.
Когда в 1953 году я поступил на службу в «Эспектадор», Хосе Сальгар был бессердечным заведующим редакцией, сформулировавшим мне золотое правило журналистики: «Сверни лебедю шею». Для провинциального новичка, готового отдать жизнь за литературу, подобный призыв был почти равносилен оскорблению. Но едва ли не главный дар Хосе Сальгара заключался в умении приказывать, не оскорбляя, потому что распоряжения он отдавал, не напуская на себя властную начальственную важность. Уж не знаю, в том ли было дело, но я не оскорбился, а поблагодарил его за совет, и с тех пор (и доныне) мы с ним сообщники.
Пожалуй, больше всего мы друг другу благодарны за то, что мы и работали вместе, и не прекращали работать даже в минуты отдыха. Помню, как не расставались мы с ним ни на минуту три недели кряду – исторические недели, когда на папу Пия XII напала икота, и мы с Хосе несли бессменную вахту, ожидая, когда положение разрешится одним из двух возможных и противоположных вариантов – папа перестанет либо икать, либо жить. По воскресеньям мы колесили по дорогам, вслушиваясь в радио, чтобы постоянно следить за ритмом папской икоты, причем не слишком отдалялись от редакции – надо же было оказаться там, как только выяснится исход. Я вспоминал это на прошлой неделе, на юбилейном вечере, и полагаю, что до тех пор не понимал, что эту профессиональную бессонную бдительность привила Хосе Сальгару доска с новостями.
Возвращение к истокам