Так, подруга в пафосе. Ира это любит. В такие минуты она видит себя героиней бразильского сериала. Они по три часа признаются в любви и по пять часов рефлексируют вслух после похода в супермаркет.
− Память о хороших людях, говоришь? Поясни, – не выдержала я. − Ты купила бранзулетки на память об этом мошеннике, который впарил тебе гору бросового лома по цене сокровищ из гробниц? Да на здоровье! Покупай все, что на глаза попадет. Через два дня опять начнешь занимать у меня деньги. Так всегда происходит. Чем сметать с курортных прилавков килограммы барахла, лучше купить в приличном ювелирном магазине два-три стоящих предмета, действительно драгоценных, а не это… Эх, что говорить…
– Память об этой стране, о нашем путешествии, о том, что с нами здесь происходит, − Ира будто не услышала меня. Она продолжала гнуть свою романтическую линию. − Ведь все происходит не просто так, Полечка (
− Почему именно мы должны оплачивать его еду? Почему вся курортная торговля должна процветать за наш счет?
Часть 2
Ира плотнее завернулась в бежевую шерстяную накидку. К этому моменту мы вернулись в отель и в ожидании ужина дегустировали на террасе беспошлинное вино.
Между прочим, «романтичность и уязвимость» Ирэн считала своим конкурентным преимуществом, которое поможет ей найти хорошего мужа и отбить его у толпы других невест. Ира никогда не была замужем, потому и сохранила массу иллюзий по поводу умирающего института брака. Именно эти иллюзии, истолкованные как «романтичность», Ира принимала за основу своей женской притягательности. В чем-то она была права. Ира притягивала, это точно, и притягивала в больших количествах.
Сердечных друзей в ее жизни было, как пчел в улье. В отличие от пчел мужчины Иры редко что приносили в ее улей. Они, как правило, что−нибудь уносили из дома, а потом не возвращались.
Она могла бы заработать миллионы на создании классификации брачных аферистов и альфонсов. Обладай Ира минимальным литературным талантом, ее мемуары расходились бы запредельными тиражами. При таком богатом опыте Ира давно могла выучить мужчин наизусть, но парадоксальным образом все еще ничего не понимала в них. Брак оставался ее волнующей, заветной, но так и не реализованной мечтой. Все друзья сердечные квартировали в душе Иры сроком от недели до полугода, а затем покидали ее отнюдь не по инициативе моей любвеобильной подруги. Уходили сами, ножками, часто не прощаясь.
Тот единственный, который задержался бы в этом трепетном сердце достаточно долго, чтобы дозреть до официального оформления отношений, все не появлялся. «Единственный» отсутствовал даже в более или менее реальных прожектах, его тень не маячила даже на горизонте. Он не имел имени, должности, профессии, роста, веса, цвета глаз и окраса шевелюры, он не говорил, не ходил, не спал и не ел, ничем не увлекался − словом, моя подруга молилась на один скелет того единственного, которого искала в каждом следующем временном воздыхателе. Черты
Ира искренне не понимала, почему с ней все это происходит?
Она была мила, образована, начитана, сексуальна, хозяйственна, сама себя отлично обеспечивала, занимая должность начальника отдела продаж в компании, поставлявшей в страну оборудование для переработки мяса в колбасу (я это так называла для простоты понимания, когда расписывала качества подруги очередному холостяку из моего окружения). Я не забывала подчеркивать, что потребность в колбасе у нашего населения никогда не переведется, а значит, подружка купается в стабильности, как Клеопатра в своих знаменитых ваннах.
Позже, когда Ире перевалило за тридцать, я начала догадываться, что зря напираю на отсутствие у подруги материальных проблем, когда рекламирую ее мужчинам.