Дрессер уловил ее нерешительность и уже предвидел бунт, однако она слегка раздвинула ноги, стоя на матрасе.
– Сильнее!
Джорджия повиновалась, но нахмурилась:
– Что вы намерены делать?
– Не нужно спешить. Тайна – часть наслаждения. Тебе неудобно?
– Не уверена… что мне это нравится. Прошу, скажите, что вы намерены делать? Вы ведь сказали, что я могу воспротивиться…
Палец Дрессера, смоченный в ароматном масле, скользнул по внутренней поверхности ее правого бедра.
– Единственное, чего я от всего сердца желаю, – это подарить вам наслаждение. Но вы всегда можете воспротивиться. Вы сейчас стоите так, что вам очень удобно в случае чего заехать мне от души коленом в нос.
– Да, странное у меня положение. А почему вы все это делаете?
Обе руки Дрессера, умащенные маслом, легли на ее бедра.
– Разве вам это не по нраву?
Она слегка изогнулась.
– Какая разница? Сейчас приказываете вы, а не я.
– Я лишь хочу подарить вам наслаждение. Позвольте это мне, однако помните: вы можете остановить меня одним-единственным словом.
– Каким же?
– «Остановись!» – И Дрессер нежно коснулся рукой темно-розовых потаенных складочек.
Джорджия покрепче ухватилась за карниз – она уверена была, что должна сопротивляться, просто чтобы соблюсти приличия. Она согласилась на это пари, заранее зная, что расплата будет порочной. Но, как оказалось, и понятия не имела, что такое настоящий грех.
Бог мой… он касался ее там! Вот он, воплощенный грех. А грех, как известно, бывает необычайно сладостен.
Джорджия ахнула, и ноги ее задрожали. Дрессер прошептал что-то, но слов она не разобрала – поняла лишь, что он подбадривал ее. Чего он добивается?
Теперь в потаенных ее глубинах все сладко ныло – внизу живота, между ног. Такое случалось и прежде, и бывало это неожиданно: она вдруг ощущала голод, неутоленное желание, – но никогда не связывала этого ощущения с сумбурными телодвижениями Дикона, а вот теперь поняла связь.
Теперь она хотела, жаждала, чтобы мужчина проник в нее. Хотела ощутить мощные движения внутри себя. Сейчас!
– Пожалуйста, – выдохнула она. – То есть нет… Мы не можем…
– Ш-ш-ш! Держись покрепче и веди себя потише.
– Потише?
Джорджия опустила взгляд – голова Дрессера была как раз у нее между ног.
– Ты же не хочешь, чтобы твои родители нас услышали.
– Господи, нет! О-о-о…
Джорджия изо всех сил уцепилась за карниз – казалось, тело ее трепещет и плавится, превращаясь в желе.
Его язык… Наверное, это его язык. Твердый и мощный, он проникает в ее святая святых!
Это непохоже на то, что делал Дикон. Совсем непохоже.
– О небо… О-о-о! – Джорджии с величайшим трудом удалось подавить крик. Она шаталась, словно во время шторма, трепеща в крепких руках, сжимавших ее бедра, а Дрессер не прерывал своего безумного занятия.
Джорджия всеми силами сдерживала рвущиеся наружу крики наслаждения, но неизведанное ощущение потрясло ее, все тело ее вдруг напряглось, и это повторялось снова и снова, лишая сил и воли.
Джорджия неминуемо упала бы, если бы Дрессер не подхватил ее и не уложил на постель. И тотчас накрыл ее нагое тело своим и принялся жарко целовать. Он целовал ее так, как никто и никогда не целовал, и эти поцелуи пахли колдовскими духами и немножко ею самой, а сердце ее все еще бешено колотилось, а его руки ласкали ее тело, даря все новые и новые наслаждения.
И вот его губы вновь приникли к ее груди. К ее жаждущей, ноющей груди. И жажда вдруг удесятерилась. Рука его проникла меж ее бедер, в самые потаенные глубины.
– Нет… о нет!
Дрессер остановился:
– Нет?
Тело ее сопротивлялось из последних сил.
– Я сейчас умру…
Дрессер тихо рассмеялся и поцеловал ее, теперь поцелуй был бесконечно нежным – он словно пил по капле божественный нектар, и касания его были нежны… Палец скользил во влажных недрах, и Джорджия словно покачивалась на лодке, плывущей по реке наслаждения. Губы его коснулись мочки ее уха, они ласкали шею, плечо, грудь. Эти волшебные губы лишь слегка тронули сосок и стали спускаться ниже, туда, где бушевало пламя, от которого бедра ее помимо воли приподнимались, зовя и требуя…
Рука Дрессера двигалась все быстрее, губы его безумствовали, и волны наслаждения одна за другой пробегали по всему ее телу, снова и снова, она то напрягалась, то расслаблялась, и вдруг все вокруг потемнело.
– Я потеряла сознание? – едва ворочая языкам, спросила она, ощущая его горячее тело рядом.
Нежно, уже без тени сладострастия, лаская ее тело, Дрессер рассмеялся:
– Возможно, это был легкий обморок. Это куда характернее для женщин, чем для мужчин: женщинам дана возможность много раз испытывать наслаждение, тогда как мужчина способен на это лишь единожды.
– Я…
– Не пытайся ничего объяснять, дорогая.
И Джорджия умолкла, пораженная до глубины души совершенно новыми ощущениями. Ей казалось, будто она заново родилась. Она никогда прежде не чувствовала столь восхитительного покоя и никогда не наслаждалась, ощущая рядом могучее и горячее мужское тело.
Но она мало-помалу приходила в себя, и ее начинали одолевать тягостные раздумья.