В каждом сне Спенсер полз по упавшим, пробирался через смерть, зовя Йена, ища его, рыская по разрытому полю. Раньше, в прошлом, он всегда находил Йена на вершине холма, среди диких цветов, достигавшим колен Спенсера. Похороненный в сочной траве и ярких цветах, он выглядел таким тихим, таким спокойным. Будто он не умер, а просто заснул.
Конечно, Йен никогда не просыпался, как бы громко Спенсер ни звал его по имени, как бы сильно его ни тряс.
— Боже! — он откинул драпировку и вышел в ночь, его сердце бешено колотилось, рука тряслась, держась за стену.
Но в этот раз сон был другой.
Он изменился.
То был не Йен, ожидающий его на холме среди диких цветов.
Человек, которого он нашел, был мертв и не откликался на его крики, тело безжизненное, недоступное, бесчувственное ко всем мольбам, и это была Эви. Его жена.
Судорожный вздох сорвался с губ. Он не знал, что это значило, но не мог перестать дрожать от воспоминаний.
Вид ее узкого лица, такого спокойного и очаровательного, белого как сливки, бесчувственного к его прикосновениям глубокой болью пронзал сердце. Ее золотистые волосы окружали ее волнистыми потоками меда.
И в это мгновенье он проснулся, сдерживая крик.
Лужайка сверкала перед ним, снег мерцал, будто усыпанный бриллиантами. Он оглянулся через плечо на свою огромную кровать: покрывало смято, матрац скомкан. И вакуум, пустота там, где Эви.
Он сказал себе, что с ней все в порядке. Она жива и здорова далеко в Харборе.
Но она также может быть и мертва, несмотря на то, что Спенсер прогонял ее из своей жизни, изгонял из своего сердца, освобождал от своего присутствия.
Слова ее отца вновь и вновь звучали в его голове. Целыми днями. Спенсер провел рукой по холодному стеклу сводчатого окна, надавил посильнее, будто мог проникнуть сквозь стекло. Будто правда ждала его с той стороны. Ответ — иногда лекарство для чувств, иногда яд, убивающий их. Раскаяние.
Он поборол все это. Противился своим чувствам.
Как бы ему хотелось все вернуть. Так хотелось вернуться на несколько недель назад, когда он в первый раз вошел в гостиную и случайно подслушал мачеху Эви, которая так опрометчиво выставила напоказ грязную правду.
Как бы ему хотелось по другому отреагировать на ее предательство, возможно, получше рассмотреть, понять ее причины. Если бы он мог, то взял бы обратно свои слова и поступки.
Спенсер позволил вылиться гневу — воскрешению чувств, от которых он страдал много лет, будучи свидетелем обмана отца, наблюдая, как Адара и Каллен весело объявили о своей помолвке, хотя она пообещала сбежать с ним. Хорошо знакомое чувство, что он не стоил того, чтобы ему сказали правду, что он заслуживал лишь ложь и предательство, нахлынули на него, ядовитый огонь в его крови сжег все внутри.
Линни умерла. Единственная женщина, в которой он соединил все немыслимые мечты. Но Эви жива. Его жена. Он сглотнул ком в горле. И внезапно он понял.
Ему никто другой, кроме нее, больше не нужен.
Глава 29
День окрасил яркий, золотистый рассвет, согревая поздний зимний воздух. Снег начал медленно таять. День выдался прекрасным для того, чтобы провести его на свежем воздухе. Мистер Мэрдок подмел небольшой причал возле озера и застелил очищенное место одеялами.
Эви испытывала ровно столько счастья, сколько могло позволить скованное и почти онемевшее от страдания сердце. Подруги старались изо всех сил развеселить ее, отвлекая внимание своими разговорами и проделками, восхваляя сэндвичи с огурцами миссис Мэрдок, лежащие перед ними. Все в этом мире, кто был ей дорог, окружили ее. И она старалась отрешиться от мыслей о Спенсере, отказываясь включить его в круг дорогих себе людей. Она не должна думать о нем. Вскоре он перестанет иметь для нее хоть какое-нибудь значение. Вскоре она совсем не будет думать о нем.
Только она должна постоянно твердить себе об этом, чтобы поверить.
У нее в жизни есть все. Многое… И этого достаточно. Есть люди, которые любили ее: Николас, Мэрдоки, Эми, Фэллон, Маргарит. Даже тетя Герти, рассудительная и всегда настроенная доброжелательно, покинула стены своей комнаты с отъездом Джорджианны. Николас и Джиллиан гонялись друг за дружкой по лужайке, Эми старалась не отстать, предостерегая их от падения на влажную и грязную траву.
День был чудесным.
Мистер Мэрдок установил мишень для леди. Учитывая то, что произошло в последний раз, когда тетя Герти брала в руки лук и стрелы, ее не допустили до стрельбы. Маргарит была в паре с Фэллон.
В этот момент подошла миссис Мэрдок с еще одним подносом, нагруженным едой.
— Придется переделывать мои платья, — проговорила Фэллон, похлопав себя по животу.
— Ничего с ним не случилось, — ответила с усмешкой румянощекая экономка. — Хотя один раз в году или около того, я сама делаю подобное. Только мистер Мэрдок жалуется, что я недостаточно расширяю швы, не даю ему пространства для маневра.