— Я не говорю, что ты что-то сделала. Я спрашиваю, что произошло, — во второй раз обращаюсь уже максимально спокойно. Совсем не так, как разговаривал бы любой взрослый здоровый мужчина, рискни кто-то оторвать его от девушки, на которую у него — огромные недоговорные планы.
Но для Ляли и это — тоже слишком. Она сглатывает и дрожит.
— Где Костя? — этот вопрос она проигнорировать не должна. Вскидывает взгляд и произносит:
— С папой…
— А я там тогда зачем? И почему вы не позвали врача, если ему плохо?
Мне собственные вопросы кажутся более чем логичными, но у Ляли на них ответа почему-то нет.
— К-к-костя п-п-попробовал помочь, но у него не п-п-п-получается… П-п-папа п-п-просил п-п-позвать тебя…
Если она будет бояться меня так сильно постоянно — долго не протянет. Но и разубеждать её я не берусь.
Иду с небольшим отставанием, тру лоб и позволяю себе правдиво-язвительное:
— Я почему-то не сомневаюсь, что у К-к-кости не п-п-получается…
За своего мужа Лялечка обижается. Затормозив у двери и прижав к панели магнитный ключ, смотрит на меня укоризненно.
Я захожу в номер первым. Удивительно, но уже не волнуюсь так, как услышав первые несмелые Лялечкины слова. Как бы там ни было, случись с отцом что-то серьезное, мой нерадивый братец, нашел бы врача.
Сейчас же что-то подсказывает мне, что хитрый папа дал Лялечке поручение вытащить меня на встречу тет-а-тет под любым предлогом.
Даже смешно, что он — так ждущий внуков, взялся так активно мешать нам… Ммм… Тренироваться в первую же ночь.
Лялечка захлопывает дверь со стороны коридора, оставаясь снаружи, с отчаянным писком. Я же, гася раздражение, захожу вглубь.
Какая глупая ловушка… Какой же детский всё же сад…
Отец возбужден, ему, кажется, жарко, но он совершенно точно не умирает.
Курсирует по комнате с полурасстегнутой рубашке и с горящими глазами.
Увидев меня, идет навстречу, снова сжимает плечи, а потом тянет на себя с такой силой, что даже немного страшно.
— Сын, — хлопает по спине, обнимая. И столько в этом обращении гордости, что даже смешно.
— Я так понимаю, тебе не плохо, — на мое ироничное замечание не реагирует.
Отпускает, машет рукой и бродит взглядом по лицу.
— Мне прекрасно, Рома! Мне просто прекрасно!
Опыт подсказывает, что сейчас нет смысла вести воспитательные беседы о недопустимости лжи, которые когда-то со мной и Костей вела мама.
Папина Любаша. Погасший свет в его окошке.
— Мне тоже было, знаешь ли, более чем хорошо, пока Ляля не выдернула меня…
Отец не маленький — всё прекрасно понимает, но стыда явно не испытывает.
Снимает руки, отступает и тычет пальцем в меня:
— Ты не можешь её упустить!
— В смысле? — Отец так быстро перескакивает с темы на тему, что я просто не успеваю за ним. Тем более, что мои мысли по-прежнему в одном из номеров на этом же этаже.
— Мироньку! Если ты ее обидишь, я… Я…
— Почему я вдруг должен её обижать? — Переполняющие отца чувства выплескиваются сумбурными угрозами.
Кажется, кто-то втюрился в Мирославу быстрее её собственного жениха. Хотя и жених тоже далеко не так равнодушен, как планировал изначально.
Говоря честно, даже немного обидно, что и Мира, и отец думают обо мне хуже, чем могли бы.
Мира придумала мне несуществующую любовницу, папа — непременную обиду.
— Потому что ты бесчувственный чурбан, а она… Она… Она же хрустальная девушка, Рома! Такая тонкая! Я в восторге!!!
Похвалы Мирославы делают приятно мне. Я улыбаюсь и даже немного прощаю отцу его выходку.
Ладно, я же изначально всё это затеял для чего-то похожего. Он рад. Это хорошо.
— Не перестарайся в похвале Миры, папа. Лялечка приревнует. — На мою подколку отец реагирует в своем стиле — фыркает, отмахиваясь.
На самом деле, он отлично справится с тем, чтобы утопать в любви к обоим невесткам. В этом я не сомневаюсь.
— Поклянись мне, Ромчик, — он снова делает шаг ко мне, кладет руку на плечо и приближается лицом к уху. Это почти волнительно. У нас с отцом сто лет не было доверительных бесед. Наверное, только в глубоком детстве.
— Я никому и ни в чем не клянусь, папа…
— А мне поклянись. Сейчас. Вы не будете тянуть со свадьбой и внуками и женитесь в этом году.
— Папа… — Конечно, я не собираюсь в подобном клясться. Поэтому отдаляюсь и сгоняю с плеча руку. — Чтобы я не тянул с внуками, меня не надо выдергивать ночью на разговор под вымышленным предлогом. Выпей чего-то на ночь и ложись спать. У тебя завтра целый день на то, чтобы любоваться моей Мирой.
Называть её своей — приятно. Почти настолько же, насколько касаться.
С учетом того, что отец не умирает и откачивать его не нужно, разворачиваюсь и движусь обратно в сторону двери.
— Ром. — Оклик догоняет, когда я делаю первый шаг из номера.
Оглядываюсь и киваю. Отец светится новой копейкой.
— Не зря долго выбирал… Ой не зря…
Такая своеобразная похвала и меня, и Миры одновременно не требует ответа.
Я возвращаюсь в наш с ней номер с улыбкой на губах.
Представляю, как Мира будет краснеть, когда я дам ей понять, насколько сильное впечатление она произвела на моего отца.
Но больше я представляю, конечно, кое-что другое.