– Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, – сухо произнесла Михайловская. – Кстати, где вы были во время.. хм.. инцидента у мощей?
– В чайной, – честно ответил Грибницкий.
– Так или иначе. – Михайловская положила письмо на стол и устало повела плечами. – Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.
– Ну что ж, – вздохнул Грибницкий. – Ничего не поделаешь.
– Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.
У Истомина внутри ёкнуло.
– Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? – Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.
– Это было желание студентов, – промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.
– Послушайте. – Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. – Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?
– Как она? – встрял Грибницкий.
– Жить будет, но вот танцевать… – Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. – На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?
– Что? – спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.
– Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. – Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.
– Как это? – снова пришёл на выручку Грибницкий.
– В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.
– Но… – выдавил Истомин.
– Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа…
В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.
– За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, – сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.
Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.
– Ох, простите, – запыхавшись, пробормотала она. – Тамара Александровна у себя?
– У себя, – кивнул Грибницкий. – Что-то случилось?
– Ох, это чепе! – Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.
Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.
– Идёмте же! – с истерической ноткой воскликнула она.
– Я иду, – раздражённо произнесла Михайловская. – Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.
Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.
– Что произошло? – громко спросил Грибницкий, которому спешка тоже давалась непросто.
– Наш фонтан, – прокричала Третьякова, оборачиваясь. – Кто-то его испортил!
Когда процессия добралась до фонтана, установленного в небольшом крытом зимнем садике прямо за корпусами, вокруг уже собралась толпа студентов и преподавателей, снимавших происходящее на видео. Правда, близко никто не подходил, а некоторые прикрывали лица.
По словам Третьяковой, фонтан испортили, но это было мягко сказано. Вода в приобрела бурый оттенок, чаша и небольшой бассейн белого мрамора покрылись грязными разводами. Вокруг распространялся гнилостно-фекальный запах, от которого щипало глаза и сдавливало горло.
Перед Тамарой Александровной толпа расступилась.
– Ученикам и преподавателям, я полагаю, стоит отправиться на занятия, – твёрдо сказала она. Когда Михайловская что-то произносила таким звенящим тоном, никто не решался ей перечить.
Через полминуты в зимнем садике осталась только она, завхоз Пал Палыч, Третьякова и Тяпкина-старшая.
– Теперь ещё и это, – тяжело вздохнула Тамара Александровна, опускаясь на скамейку у фонтана.
– Ничего страшного, я думаю. – Пал Палыч поскрёб лысину. – Как в тот раз, со шкафчиком. Тогда была просто краска.
– Просто краска, просто игрушки из шуточного магазина, просто потакание капризам студентов, – вздохнула Михайловская. – Как всё просто.
Пал Палыч развернулся и исчез, через минуту фонтан перестал работать, грязная вода стекла, оставив узоры разводов и склизкие бесформенные вонючие комки.
– Эко-амазонки, – уверенно сказала Третьякова. – Больше некому. Никто из студентов не посмел бы.