Скарабей

Возможно, Сенсею это всего лишь только показалось, но ему вдруг почудилась в ее голосе нотка не столько сочувствия, сколько сожаления по поводу предстоящей процедуры на некоей ужасной кухне. С одной стороны Ольга вроде как отправляла его туда, а с другой стороны вроде как уже горько сожалела об этом и даже загодя скорбела. Он мог бы поклясться, что уже сегодня, немного позднее, вонзая зубки в вырезку, приготовленную из его филея, она будет украдкой смахивать слезу и скорбеть по его загубленному мощному телу.

Поэтому набравшись наглости, он заговорил:

— Что касается того страшно или не страшно мне будет умирать я отвечу вам честно — я воин! Воину пристало умирать во время битвы, а не на скотобойне! Поэтому мне страшно! Но если бы у меня были развязаны руки, то страшно стало бы вам! Я готов поспорить, что ваши белобрысые ребята, несмотря на свои огромные острые когти полные ничтожества!

— Ловлю тебя на слове наглый и самоуверенный Сенсей! — ухватилась за возможность, оттянуть гибель явно понравившегося ей мужчины Ольга. — Против скольких моих сыновей ты готов сразиться?

Сенсей соображал некоторое время, потом, сделав видимое усилие над своей гордостью, хмуро произнес:

— Решай сама, королева!

— Да не королева, а царица, балбес! — неожиданно звонко рассмеялась Ольга. — Королева это в западной Европе, а у нас в России царица!

— Прошу простить его горячность, моя царица! — с поспешностью опытного царедворца встрял Иннокентий Павлович. — Не судите его строго, но Сенсей действительно весьма большой дока в искусстве кулачного боя!

— Вот мы и посмотрим, насколько он хорош! — хлопнула в ладоши Ольга, отчего ее массивные груди заходили ходуном. — Решено, сегодня вечером устраиваем рыцарский турнир! Против тебя будут биться пятеро моих лучших воинов! Если ты Сенсей одолеешь их всех, то я оставлю тебе жизнь! Что же касается второго — уведите его на кухню!

— Моя царица! — снова встрял Иннокентий Павлович. — Теперь, после того, что вы только что сказали, он вам просто необходим!

— А это еще почему? — капризно нахмурила брови Ольга.

— Ну, кто-то же должен будет выхаживать ваших раненных, после сегодняшней бойни, которую устроит Сенсей, — Иннокентий Павлович тактично опустил глаза.

Глава 21

Где-то глубоко под землей, наше время.

Конура, в которую загнали Сенсея, Иннокентия Павловича и Некра представляла собой небольшую метра два на три пещерку, с неаккуратно скругленными углами. Дверь была сделана из спрессованных человеческих костей и производила впечатление достаточно надежной, поскольку петли и засов на ней были самые, что ни на есть настоящие железные. Для того чтобы пленники не задохнулись по всей поверхности двери были оставлены многочисленные дырки неправильной формы, через которые в карцер попадал затхлый воздух из общего подземелья.

Опустившись прямо на каменный пол, так как больше сесть все равно был не на что, Сенсей расслабленно откинулся на стену. И стены и камень были теплыми.

— У них там внизу, что термальные источники что ли? — удивленно пробормотал Иннокентий Павлович, усаживаясь возле Сенсея.

— Да по мне хоть Везувий! — криво ухмыльнулся тот. — У меня сейчас одна насущная проблема. Как справиться с этими пятью поединщиками, которых собирается выставить против меня эта подземная мымра?

— То, что она стерва — это бесспорно, научный факт! — согласно кивнул Иннокентий Павлович. — Но вот, то, что она мымра, позволь с тобой не согласиться! Ольга очень аппетитная бабенка совсем не лишенная приятности во всех местах, то есть, я хотел сказать, отношениях. Я бы с ней там наверху с удовольствием покувыркался!

— Ну да, седина в бороду бес в ребро! — иронично хмыкнул Сенсей. — Нас с тобой, как я погляжу, мучают совершенно разные проблемы. Ты спишь и видишь, как бы эту Ольгу трахнуть, а я, как бы ее грохнуть! И кроме того еще, блин, сплю и вижу, как бы мне в живых на хрен, остаться! Такая вот у меня глупая мечта, получается!

Но долго поспать ему не удалось. С отвратительным скрежетом и лязгом заскрипели засовы на двери, ведущей в каменный мешок. Костяная дверь, издав еще более мерзкий звук, распахнулась настежь. На пороге возник огромный весь заросший белой шерстью троглодит.

Ткнув когтистым пальцем, выглядевшим как сарделька с вделанным в него кривым лезвием ножа, он на чистом русском языке, просипел простуженным голосом:

— Ты, встань! Иди за мной!

— Ни фига себе, ты оказывается говорящий! — восхитился Сенсей, продирая заспанные глаза. — Это что у вас кротов уже вечер наступил что ли? Вообще, сколько сейчас времени?

— Не знаю! — безразлично ответил стражник, который, судя по всему, не уловил сути вопроса. — Встань, иди за мной!

— Дебил гребаный! — проворчал Сенсей с трудом поднимаясь с земли и отряхивая с голого зада пыль. — Ну, веди Сусанин!

— Я не Сусанин, я Никита! — сказал стражник совершено без всякого выражения. — Будешь дразниться, я тебя сильно побью!

Сенсей удивленно посмотрел на его, потом вдруг неожиданно улыбнулся и сказал:

— Ладно, ты не обижайся! Ничего личного!