Скарамуш. Возвращение Скарамуша

Когда я стоял там и ждал, я не только не сомневался в успехе плана – я был почти уверен, что вызову пожар, который каленым железом выжжет семя революции. Наш лозунг мог поднять тысячи людей, не доверяющих новому режиму, смотрящих с ужасом на распространение анархии и хаоса и лишенных лишь одного – решительного руководства. Мы могли поднять такую бурю, которая навсегда смела бы Конвент вместе с поддерживающей его чернью и вновь вознесла бы короля на трон.

Де Бац снова прервался и криво улыбнулся, видя всеобщее внимание.

– Но я, как вы, монсеньор, изволили заметить, гасконец. Что толку продолжать? Я потерпел неудачу. Вот о чем надлежит помнить. Умно составленный план, искусство комбинации, энергия и мужество исполнителей – какое значение все это имеет, если цель не достигнута? Если тонкую черту, что отделяет иногда успех от провала, так и не удалось перешагнуть.

Сарказм де Баца уязвил слушателей. Однако его высочество, захваченный рассказом, попросту не заметил насмешки.

– Но как вышло, что вы потерпели неудачу?

По лицу барона пробежала тень.

– Я уже сказал. Нас предал один из тех, кому я вынужден был довериться. Кто именно, мне неизвестно.

– Это было неизбежно, раз вы посвятили в свой план столько людей, – проскрипел д’Антрег. – Следовало бы предвидеть такую возможность.

– Я ее предвидел. Не такой уж я законченный глупец, господин д’Антрег. Но предвидеть не всегда означает предотвратить. Человек в горящем доме, несомненно, предвидит, что, выпрыгнув из окна, может сломать шею. И тем не менее он прыгает, поскольку не хочет сгореть заживо. Я понимал опасность и сделал все возможное, чтобы оградить нас от нее. Но я вынужден был рисковать. Иного выхода не было.

– И что произошло потом? – нетерпеливо спросил его высочество. – Вы не рассказали до конца.

– Вас интересуют подробности, монсеньор? – Де Бац пожал плечами и возобновил рассказ: – Так вот, повторюсь: основная масса парижан не желала смерти короля. Их напугал приговор, граничивший со святотатством, их мучил неосознанный страх перед ужасными последствиями этого злодеяния. Как я уже сказал, ни один человек, побывавший в то январское утро на улице в толпе, не испытывает никаких сомнений на этот счет. Знал об этом и Конвент, и комитеты. От Тампля до площади Революции выставили двойную цепь солдат, движение карет и повозок там было запрещено. Короля конвоировали не только полк Национальной жандармерии и гренадерский полк Национальной гвардии, но и артиллерийский дивизион, двигавшийся перед королевской каретой, которая была окружена плотным кольцом охраны. Закрытые окна, из страха, что мимолетный взгляд простого люда на лицо его величества может привести к взрыву, замазали мыльной пеной. Власти прекрасно понимали, какое настроение царит в толпе. Топот печатавших шаг конвоиров, грохот и дребезжание лафетов да барабанная дробь – вот и все звуки, которыми оглашались улицы. Гробовое молчание тысяч людей, в последний раз видевших своего короля, было настолько впечатляющим, настолько неестественным, что лишь свидетели этого зрелища способны понять всю его невыразимую и мрачную торжественность.

Монсеньор, я так подробно останавливаюсь на этом, чтобы показать вам, сколь верной была моя оценка общественного настроения, от которого мы зависели. Власти сознавали, что в этот день само их существование поставлено на карту. – Барон возвысил голос и произнес с неожиданной горячностью: – Я не колеблясь утверждаю, что, посылая короля на казнь, они рисковали куда сильнее меня, человека, пытавшегося его спасти.

Он швырнул эту фразу, словно перчатку, и мгновение выжидал, не примет ли кто его вызов. Откровенно неприязненный взгляд де Баца был при этом обращен на господина д’Антрега. Но никто ему не возразил, и, вернувшись к прежнему печальному тону, барон возобновил свое повествование:

– Не было еще и семи часов утра, когда я пришел на условленное место на углу улицы Луны. Я забрался на бастион и принялся ждать. Время шло. Толпа позади солдатских рядов росла и уплотнялась. Люди стояли в безмолвном оцепенении, не столько из-за стужи ненастного зимнего утра, сколько скованные ужасом. Я с возраставшей тревогой вглядывался в толпу, но не мог обнаружить никого из своих. Наконец, когда в отдалении раздалась барабанная дробь, ко мне присоединились двое участников нашего заговора – маркиз де Ла Гиш[208] и Дево. Узнав, что других по непонятной причине до сих пор нет, они тоже пришли в отчаяние.