–Я его сын. Аксим. – Ответил всадник, спешиваясь. – Скачи и передай нашим, что всё в порядке. – Сказал он своему товарищу.
Второй всадник нервно и неумело дёрнул поводья, развернул коня, и унёсся прочь.
–Как отец поживает? – Из вежливости спросил Като, пытаясь вспомнить лицо смолильщика. Из туманной дымки воспоминаний к Като тянулись только потрескавшиеся, рано состарившиеся руки, лицо же тонуло в полутьме. – Правая рука не поджила?
–Десять зим назад схоронили. – Ответил Аксим. Пропустив поводья под локоть, он протянул руки к костерку. – Руку не долечил, хромать начал. А потом и вовсе ходить перестал. Так потихоньку и кончился.
–Жаль. Прекрасно он лодки смолил, не один сезон плавали. – Посочувствовал Като искренне.
–Что верно, то верно, его все хвалили, и до сих пор добрым словом вспоминают. – Подтвердил Аксим. Он с интересом смотрел на Рима, но, видно, стеснялся первым начать разговор, а потому обратился к Като. – А почему ваш друг такой молчаливый?
–Да я, сынок, на беседы не словоохотлив. – Ответил Рим. – Ты скажи лучше, как далеко от вас степняки?
–Эх, отец, четвёртого дня насилу оторвались на Меже. – вздохнул Аксим. – Для Орды Межа – место запретное, а среди нас проводник оказался. На болотах и имперских подобрали. Да вот снова степняки у нас за спиной, теперь и не знаю, что будет.
–А что за имперцы, Аксим. При печатях или так, от войны бегут? – Спросил Като.
–Вороновы печати – узника везут буйного. Тот с головой вообще не дружит – орал на всю Степь, пока кляп не вставили. И избавиться от него нельзя – птица важная. Да толку с имперских мало – только дым пустили, а ответа нет.
–Почему же, был ответ. – Ответил Рим. – Вон, посмотри на зарево, мы тоже костер зажгли.
–Вот это дело! – Обрадовался парень и запрыгнул на лошадь. – Поскачу, наших обрадую. Не оставили всё же своих в беде.
«Лишь бы успели» – подумал Като.
Обоз долго тянулся до балагана, и, пока подводы проходили одна за другой, Рим убедил главу каравана укрыть всё добро и лошадей в загоне, а телеги перевернуть перед оградой для отражения конной атаки. Собрали совет, и Рим держал слово: «Следующий день всё решит. Степняки в одном переходе от нас, а подмога из Засечной Черты пребудет не ранее чем через сутки. Всё, что у нас есть – это пятьдесят шесть мужских рук, не считая женщин и детей. До того, как Орда затопит поля, нам нужно укрепить вал и вооружиться. Времени мало и если есть предложения по организации обороны, обращайтесь смело.»
Первым выступил Хуса.
–От загона до подъёма на гору сорок шагов. – Начал Хуса. – Нужно занять высоту и укрепить подъём.
–Сколько человек могут разом пройти? – Спросил Рим.
–Выше есть узкое место, и трое не пройдут. – Ответил Хуса.
–Тогда загородим проход телегами. – Решил Рим. – Хуса, выбери четверых людей для охраны подъёма и займись обороной.
Следующим высказался Джани.
–Лошади степняков боятся большого огня, а потому предлагаю собрать всё масло, смолу, ткани… в общем, всё, что может гореть, и сделать метательные бомбы. Это, конечно, не очень эффективно, и больше пугает, чем разит, но в нашем случае на лучшее надеяться не приходится.
–Хорошая мысль. – Похвалил Рим. – Что ж, Джани, покажи, чем знамениты учёные мужи Академии!
–Сделаю всё, что в моих силах. – Джани зарделся. – Тогда мне нужно два… нет, три человека для всех приготовлений.
–И последнее. Отправим навстречу имперским войскам посыльного с предупреждением о нашем положении. – Закончил Рим и посмотрел на Аксима, но тот наотрез отказался покинуть обоз. Поэтому быстро собрали в дорогу и отправили с запасной лошадью второго всадника – Гоба.
Перестук копыт умолк вдали и балаган словно очнулся ото сна. Молодые юноши, всю жизнь занимавшиеся рыбной ловлей и возделыванием земли и выросшие на сказках о великих героях древности, с азартом и рвением принялись за работу: таскали воду и камни, кололи и обтёсывали доски для копий, укрепляли вал. «Багор не полетит острым концом вперёд, если не утяжелить конец», «такой сучок коня не сдержит, как не затачивай, подставь под него доску, а эту направь выше и закрепи в поперечине, чтобы целило во всадника» – наставлял Рим. Работали до самой полуночи в свете костров, и когда луна выглянула из-за туч, Като сморил сон.