— Грош цена была бы мне, как купцу, если бы я занимался подобными вещами. В нашей гильдии за такую нечистоплотность очень строго наказывают. Слухи о подобных сделках имеют обыкновение распространяться очень быстро. Ну и кто бы мне поверил после этого? Кто бы стал иметь со мной дело? А ведь ничто не сохнет так долго, как подмоченная репутация.
— Тогда можно еще вопрос?
— Я не могу запретить вам задавать вопросы. Другое дело, что я могу на них не отвечать.
— Словами-то вы играете мастерски, — заметила Лена. — С вами держи ухо востро.
— Так что вы хотели у меня спросить? — сменил тему Гюнтер.
— Вы говорите, что в моем мире обо мне забыли. Так почему же я-то все помню? Почему в этом вашем междумирье вместе со старым именем не стирают память? Разве это правильно? Разве тот же Закон перекрестков этого не предусматривает? Зачем мне нужна память о тех местах, куда я никогда не смогу вернуться, о людях, которых никогда больше не увижу, о том важном, нужном и ценном, что осталось в том мире и чего в моей жизни никогда уже не будет?! Ведь это так больно, — добавила она тихо.
— Экая вы эгоистка, — мягко сказал Гюнтер.
— Эгоистка, — Лена аж поперхнулась от изумления. — А при чем здесь?..
— Если эта память не нужна вам, вовсе не значит, что она не нужна никому, — вкрадчиво сказал Гюнтер.
Почему-то от его медового голоса Лене стало не по себе, и очередной вопрос замер у нее на языке.
— Хорошо, я отвечу вам по-другому, — сменил тон Гюнтер. — В основном этого не делают потому, что сьюхам, которые составляют основу попаданского контингента, наличие или отсутствие памяти о прошлом не доставляет никаких неудобств.
— Неужели их жизнь в нашем мире была настолько беспросветна, что им ничего в ней не жаль?
— Им просто наплевать на все, кроме своего «хочу». Такие, как они, не имеют привязанностей, никого не любят, ничего не ценят, ни о чем не жалеют, ни в чем не сомневаются, а в их воспоминаниях не бывает боли. А все потому, что у сьюх маловато души. Поэтому и сами они никому не нужны и не особо интересны. Даже о своих несбывшихся желаниях эти существа не способны погоревать как следует. Да и хотеть-то по-настоящему они тоже не умеют, их желания незатейливы и мимолетны, скачут с объекта на объект, прямо как блохи, честное слово. Банально, скучно.
— А вы, значит, еще и выбираете, чье желание стоит вашего внимания, а на чье можно смело наплевать?
— Да. Могу себе позволить такую роскошь.
— А вы эстет.
— Именно. И как знаток желаний и их природы, а также ценитель и собиратель редких и необычных желаний, я утверждаю, что желать тоже надо уметь. А это, скажу я вам, ох, как непросто.
— Да неужели?
— Для того, чтобы убедить мироздание в том, что именно ваша просьба достойна быть услышанной и исполненной, надо очень постараться. Большинство же сьюх считает, что достаточно заявить: хочу богатства, славы и принцев побольше — и все исполнители желаний со всех концов вселенной тут же понесутся осыпать их золотым дождем, призами, медалями, Оскарами и брачными контрактами.
— Ничего не бывает даром, да? Вы это хотели сказать?
— Вы удивительно догадливы. К тому же, вы-то точно умеете загадывать правильные желания. Ах! Вы мне нравитесь все больше и больше.
— А вы мне — все меньше и меньше.
— Знаете что, я не буду вас торопить, — сказал ОʼДим. — Вижу, вы в смятении. Вам надо успокоиться, собраться с мыслями, обдумать ваши отношения с прошлым и настоящим, чтобы у вас здесь появилось будущее. Мое предложение, разумеется, остается в силе. Когда вы захотите, когда сочтете нужным, когда решите, что вам это необходимо, вспомните обо мне, и я тут же вспомню о вас.
С этими словами Гюнтер встал с табурета, учтиво поклонился, прощаясь, и вышел за дверь. Лена осталась одна. Какое-то время она просто сидела и смотрела в стену. На душе после визита Гюнтера было как-то пусто, и думать не хотелось ни о чем.
— И каких чудес теперь мы ждем, а, госпожа Алена Приквасная? — наконец спросила саму себя Лена. — Их не случится, а вот вода в бадейке остынет. И в этом случае помывку снова придется отложить. А уж вот этого я после всего случившегося точно не вынесу.
Насвистывая песенку, Гюнтер вышел из корчмы и направился к доске объявлений.
— Во-от, и цидулю Ольгердову Геральт взял. Стало быть, тот, кто мнил себя великим хитрецом, наконец перехитрил сам себя. А у меня сегодня в активе умник, который не любит платить долги, умелец, который заставит умника расплатиться, и девочка, умеющая загадывать интересные желания. Кто-то из них точно мой, а если повезет, то и все трое. Хотя, с Геральтом я бы предпочел просто расплатиться. Если подумать, он гораздо полезнее как партнер, а не как клиент. Да и за девочку ему впору комиссионные выплачивать. А уж через недельку, когда она окончательно и по уши врюхается в этого ведьмака, это ж будет не душа, а просто песня.
— Ну чё, Гюнтер, уговорил девчонку-то?
К ОʼДиму подошел некто, похожий на Талера во времена, когда тот прикидывался старьевщиком в Вызиме.
— Кузьма, я же просил тебя не шляться поблизости от мест, где я работаю с клиентами. Кстати, а где твой мешок?