Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде

После долгих споров и совещаний решено было бросить на духовное окормление отечественных ай-лимпийцев целую стаю попов, а отставшим для пущего позора за четвертые места выдавать деревянные медали, наструганные Левшой одной левой, из березовых чурок. Попы немедленно закадили кадилами и замахали крестами, святой водой залили всю Ялту и пол-горы Аю-Даг, но ни в вихлянии с горы по снегу на одной доске, сиречь сноуборде, ни в прыжках с ледяного раската акробатическим свободным стилем, названным на англицкий манер фрии-стайл, нигде золотишка не намыли.

Ушлые борзописцы, понаехавшие со всех концов света, так и сновали между атлетами как хвостатые крысы, все скрипели перьями. Бывало так хитро подкатывались, что вроде бы и трезвый а язык развяжется и аж до Киева доведет, некоторых впрочем он довел до конюшни где болтунов пребольно пороли. В заморских бесцензурных газетах пропечатывали все – и кто сколько раз споткнулся, и какими словами ругнулся, и куда тренеришку паршивого послал, и сколько раз матушку судьи продажной помянул.

Все это вместе взятое привело к единодушному решению ай-лимпийского комитета запретить атлетам всякое общение с рыцарями пера даже и на тренировках, не говоря о самых соревнованиях. Такое решение конечно привело к протестам пишущей братии и серии статей о жутких нравах царей и их пособников, а также о том что Россия никогда не присоединится ко всему уже цивилизованному человечеству и ей полезнее было бы стать хоть бы и британской колонией чем прозябать в таком невежестве и отсталости. Но к чести наших ай-лимпийцев они такие разговоры и вовсе не брали в расчет.

– Ничего, скоро пойдут наши, традиционные виды – бег мужичков на лыжах по лесу да стрельба из мушкета, вот там и золото добудем! – утешал народ Платов, а граф Нессельроде уже смотрел на всех прямо зверем, только сквозь лорнет, и через каждое второе слово лаял по-немецки.

– А может повезет в керлинге… ну это когда камни по льду катают, у меня есть мастерицы очень искусные! Из собственной дворни набрала, лично отбирала, – понадеялась Лиза. – И в фигуристом катании нет-нет да и подбросят так, что аж голова кружится!

– Да, это будут весьма неожиданные медали, если конечно такое случится, – отвечал граф Г., дипломатично успокаивавший всех борзописцев – и наших, и иноземных – что стоит только еще немножко потерпеть и первые места пойдут как грибы после летнего дождя.

Наставники тоже просто так не сидели – кричали и «Эх дубинушка ухнем», и «Солдатушки – бравы ребятушки, где же ваши овцы», на что те конечно отвечали что ихние овцы – храбры полководцы, только в хоре это было не разобрать. По всей трассе расставлялись особые люди, подгонявшие отстающих лыжников-стрелков и сулившие что стоит только чуть поднажать как противника они догонят и перегонят. Конечно находились и пессимисты, думавшие что догнать можно но перегонять-то не следует, потому что зачем им голую задницу показывать, но оптимисты все равно вели свою пропаганду.

Однако даже неунывающий комментатор с московской губернии, уважительно называвший родных подмосковных баб по имени с отчеством, прямо как дворянок, и то начал как-то сомневаться в нашем успехе. Он уже не кричал «беги, зайка», а только тихо матерился, иногда впрочем заглушая зрителей.

– Этот тренер, так его и туда, иноземный наставник – по сту червонцев в месяц плочено, а игде результат-то? Куды наш штаб смотрит? Чую, казачок засланный, а наши русские бабы, уверен, способны на большее! Слона на скаку остановят и хобот ему оторвут!

Ему уж говорили чтобы потише переживал, не у одного него душа болит, а некоторые обидчивые российские помощники Пухлера даже отказывались разговаривать и давать интервью.

– У тебя рот говна полон! Иди отседова, ничего тебе, обормоту мордатому, не скажу, – посылали его по известному маршруту с сексуальным уклоном смазчики, оружейники и прочие. – И так уже всех утомил сплетнями кто там пьяный с горки скатился!

– Молчи, смерд, комментаторы – это ж боги! – вскинулся тот, но понимания не нашел и удалился волоча огромный рупор, прозванный в народе «матюгальником».

Но конечно простым гражданам российской империи, приехавшим сюда поболеть и попереживать за своих, до этого не было никакого дела. Благородные дамы и мещанки ахали, а крестьянки визжали, видя как с гор на огромной высоте сигает лыжник и парит в небе подобно коршуну, а потом ловко приземляется на обе ноги, будто и не летел только что с высоты колокольни.

Сердце замирало и при взгляде на снеговых акробатов, что вихляли на одной широкой доске по широкому уклонистому спуску, и на тех что ловко с бегу пуляли в мишени, так что чуть в любопытный народ не попадали, санки похожие на круглые бобы летели по ледяным желобам с адским скрипом. Ледовые баталии хоккейных дел мастеров, у коих уже все зубы были повыбиты, также радовали народ, махавший какими-то разноцветными знаменами и кричавший о том что немчура – параша, победа будет наша и еще что-то матерное но веселое.