Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде

Прибывшие команды тоже оделись кто во что горазд, а горазды иноземцы были на многое. Англичане шли чуть ли не во фраках и цилиндрах, живописные шотландцы-волынщики блистали юбками и тянули свои волыны, громко играя. Делегация Северо-Американских Соединенных Штатов, временно позабыв на время Олимпиады о своих распрях с англичанами, играла в ковбоев и выбрала широкополые шляпы, рубахи без воротников и штаны из грубой кожи, причем Лизе показалось что они пригонят сюда и табун своих коров с ранчо. Проходили французы, одетые в свободном стиле пейзан на пленэре, итальянцы, болтавшие и размахивающие руками, разряженные как венецианские гондольеры, испанцы, напоминавшие гордых матадоров, со шпагами и мулетами, присутствующие даже со счету сбились.

Японцы в своих цветастых кимоно шли вооруженные до зубов, с мечами и палками, щуря косые глазки и намекая что зарежут всех кто не даст им медалек, хоть это и противуречило высоким спортивным принципам. Представители поднебесной тоже не отставали, передвигаясь какой-то кошачьей походкой и бия себя в грудь со зверским видом, так что граф Г. решил что мы тут пожалуй еще не самые азияты. Даже какие-то африканские далекие и дикие племена, ежившиеся от зимнего холода, в набедренных повязках и шкурах с охапками пальмовых листьев – все мечтали хоть чего-нибудь да выиграть на склонах местных гор.

– Все флаги в гости плыли к нам сюда, по новым по волнам! – скаламбурил граф Михайло, задолго до поэта Пушкина.

– Вуи, месье, уж прикатили так прикатили, недаром мы приглашения слали и призовые сулили! – согласилась и Лесистратова, которая видя что дело кажется выгорело несколько подобрела и даже уже не была столь вспыльчивой по всякому поводу и без такового.

– Двунадесять языков, все языци и язычники, вот ведь как обернулось! А общий котел-то один, как бы не обули нас, – беспокоился о благе государева дела Морозявкин, крутившийся тут же, около господ и иностранцев. Однако Михайло и Лиза уверили его что мы и сами всех обуем, дай нам только разогнаться как следует.

После торжественного открытия с присутствием августейших особ начались и самые соревнования. Все понеслось и завертелось, лыжники забегали, саночники понеслись по ледяным желобам, словом только успевай голову поворачивать где что. Несмотря на то что все должно было совершаться как бы само собой, члены ай-лимпийского комитета очень переживали за своих атлетов, кои должны были в общую копилку медалей принесть.

– А вдруг не хватит? – беспокоилась Лесистратова. – Вдруг иноземцы нас перебегают и перепрыгают?

– Ах, беспокойное сердце, не беспокойтесь! Как же мы можем уступить кому-то на своей земле, в окружении родных нам гор? – утешал ее граф Михайло, сам однако же не вполне уверенный в справедливости своих слов.

– Пусть только попробуют недопрыгнуть – пожалеют что на свет родились! – мрачно отозвался Платов прищелкивая нагайкой по ледяным наростам.

Однако же первый день соревнований принес одни разочарования. Хотя горы были и вполне уже родные, и все тропы хоженые-перехоженые, и все атлеты битые-перебитые, а только толку с того стало чуть. Зрители аж совсем глотки сорвали болеючи, но отечественные бегуны на лыжах, с ружьями и без таковых, как-то тормозили и угнаться за иноземцами не могли. Причин перебрали много, приплели и лешего с домовым; на наглые рожи пруссаков с варягами при награждениях и глядеть было противно – те обвешивались серебром да рыжим золотом как свиньи грязью, засыпались цветами, заливались шипучим игристым вином и от гордости так и хрюкали.

– Да куда ж они стреляют в белый свет как в копеечку, дыхание ж задерживать надобно, остолопы! – шумел казачий генерал, но все было бесполезно. То ли смазку к лыжам Левша подобрал вставши в тот день с правой ноги, то ли не все расчищенные кирпичом ружья тульского завода поствольно заменили на англицкие, но только как не орал герр Пухлер, как не надрывался известный уже нам губернский комментатор «зайка, беги!», а дело не двигалось.

– Я же говорил – они не в форме! – ужасался Пухлер, видя как и норвежки, и немки, и даже теплолюбивые француженки обходят его девочек как стоячих. – Кушают все в три горла, под ними лыжня проседает!

– Ах лыжня проседает! Да ты у меня сейчас сам просядешь! Запорю! – кипятился Платов, который принявши кизлярки терпеть не мог пораженцев и засланцев.

– Спасите! Убивают! Ахтунг! Моя капитулирен! – кричал Пухлер, бегая вокруг сугробов быстрее лыжниц и ловко уворачиваясь от нагайки.