Сказъ про царевича Симеона, Бабу Ягу и тайные службы

– Вау! – только и смог выговорить Семён.

– Вот... знала, что тебе понравится, а тут и повод нашёлся, – сказала розовая от смущения Славя.

Семён, не говоря больше ни слова, взял лежащий тут же на столе меч, вынул из ножен, осмотрел с восхищением.

– Да ты и фехтовать обучен? – с заметным ехидством уточнила Славя.

– Таскался в молодости по всяким эльфятникам... – рассеянно ответил царевич.

– А ну-ка, проверим! – весело воскликнула Ягична и без предупреждения атаковала своего кавалера неожиданно возникшей в руке шпагой. Довольно тяжёлой, надо сказать.

Семён легко отбил этот выпад, отбил второй, позволяя ведьме подойти ближе и провалиться в атаке, после чего весело сгрёб её в охапку и поцеловал. Оба радостно рассмеялись.

– Ладно вам, на людях то миловаться, – проворчала Яга, но видно было, что она уже оттаяла. Или, по крайней мере, смирилась с неизбежным. Впрочем, характер свой она тут снова проявила, зыркнув не добро на Федю, цыкнула: – А ты чего уставился? Иди к себе, облачайся, там Тихон и тебе нарядец подобрал.

Феодор Периклыч почёл за благо покинуть это страшное место.

Прошло где-то четверть часа. Из-за занавески донёсся железный лязг и оттуда вывалился Периклыч. По всему выглядело, что бой с собственным зерцальным доспехом он проиграл. Ягична прикрыла рот ладошкой, давя смех, и отвернулась.

– Федя! Стоять! – тихо посмеиваясь приказал Семён. Грешно, конечно, смеяться над товарищем, но как тут удержишься?

Не спеша он снял с товарища бесформенную груду железа, что-то покрутил, что-то расстегнул и вот у него в руках уже вполне себе нормальное личное зерцало, которое он ловко водрузил на Федю. Ещё раз кое-где подтянул, застегнул ремешки сбоку, на оставшиеся кивнул:

– Дальше сам уже. И подтяни, здесь и здесь, – он коснулся пальцем боковых ремешков, – чтоб не болталось и не душило тебя.

– Где ты этому выучиться успел? – с явной обидой в голосе спросил Федя. Вот сколько он читал про все эти военные премудрости, а на практике в двух ремешках запутался.

– Так я с третьего класса по всяким эльфятникам лазаю, – хмыкнув ответил Семён.

– Так-то, Периклыч! – влезла Яга со своим обычным увещеванием: – Вот сколько раз я тебе говорила, что всю книжную мудрость надобно жизнью поверять? Вот сколько ты про все эти железяки читал? Да и не счесть! Наизусть про них всё знаешь! А как на себя надеть, так в трёх ремешках запутался, да ещё и наизнанку всё вывернул. Потому ещё раз тебе говорю: пока своими руками не сделаешь, ничего ты не знаешь!

– Зачем вообще эти железяки нужны? Не на войну же идём! – буркнул пристыжённый и обиженный Федя.

– Да мало ли... на охоте по всякому бывает, – пожала плечами Славяна. – Промазать может кто-нибудь и в тебя попадёт случайно... Да мало ли.

– Да и вообще, на свиней идёте, а свиньи они противные, от них больше народу погибло, чем от волков и медведей вместе взятых, – подхватила Яга.

От этого заявления Федя сник окончательно. А Яга снова на него напустилась:

– А ножик засапожный чего забыл? Ну-ка, быстро, побежал взял! А ты свой где оставил? – напустилась она на Семёна. И тут же перевела гнев на внучку: – Неужто ты забыла? Ох, вертихвостка ты неразумная! Так бы и осталась вдовой на первой же охоте!

Тут из-за занавески раздался грохот, словно обрушился кухонный шкаф с кастрюлями. Это Феодор Периклыч споткнулся, услышав последнюю фразу древней ведьмы. Яга же, не обращая внимания на эти звуковые эффекты, протянула царевичу простой, но зато с лезвием из настоящего булата, кинжал в пару ладоней длиной:

– Держи уж, будет и от меня подарок.

Время постепенно подходило к приезду гостей, но Семён хотел сделать ещё одно дело. Поэтому, оставив дам готовиться к приёму большой и шумной компании и Федю при них на побегушках, сам быстро сбежал на берег проклятой реки Смородины, к самому легендарному Калиновому мосту. На то самое место, где упражнялся с ваджрой.

Речка, кстати, как и сам Мост, в обычном зрении не производила какого-то особого впечатления. Обычная для нашей средней полосы речушка, метра три шириной с довольно шустрым, но вовсе не запредельным течением. Да и мосток из потемневших от времени, но всё ещё надёжных досок и жёрдочек, относительно широкий, правда, для таких сооружений: аж целый метр шириной. Образ уютной деревенской жизни дополняли шаткие перильца. Но стоило перейти на магическое зрение, как всё менялось. Вместо воды по руслу текла какая-то вязкая горящая по всей своей толщине субстанция и языки пламени вздымались... Казалось, что фраза: "До небес", будет здесь не удачным образом, а точным определением. И это пламя сжигало что-то жуткое и абсолютно чуждое, что пронзало лес на той, другой стороне и тянулось к этому берегу. Калиновый мост же в этом пламени всё горел, корчился и никак не мог сгореть.