Сказаниада

Путь в Гевал занял полдня. Город бурлил: в питейных заведениях отрывались перед грядущей битвой, из которой вернутся не все, и каждый, видимо, примеривал эту роль на себя. Вокруг сновали новобранцы разбойничьей наружности, купцы торговали медовухой и крепким квасом, жители либо прятались, либо спешили обогатиться на нежданном столпотворении. Пахло лошадьми, брагой и мочой. Улька отдала бы все, чтобы вновь оказаться в лесу или хотя бы в деревне, но ее не спрашивали. Для спутника городские запахи были привычны, а «развлечения» — нормальны. Когда кому-то проломили голову, Котеня лишь посторонился, чтобы не мешать.

Сборный пункт находился во дворе с несколькими зданиями из неохватных бревен. В ближнем, с окнами-бойницами и четырехскатной крышей, записывали добровольцев, в похожем на склад соседнем выдавали необходимое тем, кто шел на войну не за славой, а от проблем. На траве лежали десятки будущих пехотинцев, кто-то спал, кто-то с любопытством разглядывал доспехи и оружие — явно видел впервые. Коновязь пустовала, конными на запись прибыли только Котеня с Улькой и немолодой витязь Бермята Васильевич. Выяснилось, что конница уже отбыла. Впрочем, решение имелось.

— На Засечном Погосте спешно достраивается еще один корабль, отправление послезавтра в ночь. Успеете?

Обычным шагом до этого окруженного дремучим лесом приморского поселения ехать четверо суток, но если очень надо…

Им было надо. Рысью можно добраться за сутки, если без ночевок и долгих остановок. Но дали три дня и две ночи, и загонять коней не стоило.

Внешне новый спутник напоминал закаленного в боях воина, который однажды сильно ударился головой. Или его ударили. Или не однажды. Улька привыкла, что юные обычно дерзки и отважны, а старики спокойны, непробиваемы и постоянно учат жизни — в их понимании это спать в тепле и есть до отвала, а остальное, дескать, — суета и мракобесие. Бермята — для Ульки это был крепкий, но древний старик лет за сорок — не читал пустых нотаций и не укорял спутников за их молодость. В его возрасте приключений вроде бы не ищут, но к Бермяте это не относилось. Он не растратил энергии, его тянуло вперед, как цепного пса к ногам прохожих. Но чувствовалась в этой тяге какая-то горечь. Что-то мучило пожилого витязя. О своем прошлом он не распространялся, а в разговорах его очень задевали темы о семье. Их перестали касаться.

Из города выезжали шагом, чтобы не сбить пьяных солдат, шатавшихся вокруг в ожидании кораблей. Бермята внимательно вглядывался в их лица.

— Кого-то ищешь? — поинтересовался Котеня.

— Знакомого. Если увидишь похожего на себя молодого красавца, скажи. У меня к нему срочное дело.

Когда не разговаривали, Бермята погружался в себя, взор наливался свинцом и тонул в чувствах, о которых оставалось только догадываться. Наверное, хорошо, что эти чувства оставались внутри. Плохо, что если (пусть упасут от этого боги!) сдерживаемые боль и ярость когда-нибудь вырвутся наружу…

Улька следовала позади витязей, в ее обязанности входило помогать Котене надевать доспехи, подавать оружие и готовить пищу на привалах. На остановках он занимался с ней боем на мечах.

Бермята долго смотрел на это, с его точки зрения, издевательство над здравым смыслом и однажды не выдержал:

— Не обессудь, но из всех оруженосцев мира ты выбрал самого тупого. Улька, а ну, давай, и я кое-чему поучу.

Схватка на мечах с Бермятой больше походила на избиение младенца. Удары сыпались со всех сторон, их мощь поражала и не позволяла перевести дух. От бессилия хотелось плакать. Бермята не взял щита, он действовал одной рукой, вторая просто отдыхала. Обиднее всего, что достигавшие цели смертельные касания в последний момент заменялись снисходительными шлепками — меч разворачивался плашмя и бил то по щеке, то по руке, то по спине и ее продолжению. В пылу чудовищной схватки, в течение которой Бермята периодически разглядывал ногти левой руки, словно сомневаясь — уже пора срезать или все не так страшно и можно погодить? — Улька мельком заметила сидевшего как на иголках Котеню. Он дрожал, стиснутые губы обескровились и превратились с узкую синюю полосу. Побелевшая кисть сжимала рукоять меча. Казалось, молодой витязь готов броситься на защиту… дамы? Только бы сдержался!

В какой-то момент Бермята вложил меч в ножны, левой рукой поднял щит и стал наступать с одним щитом. Именно наступать! Теснить, принимать удары, отбрасывать их… Удар кромкой в запястье превратил руку в болтавшийся придаток плеча. К чести Ульки, меча она не выронила. Двигая плечом, снова попыталась атаковать. Но Бермята извернулся, щит зацепил руку с мечом и взял ее на излом. Улька вскрикнула от боли, меч полетел в траву. Котеня вскочил, но его остановила свободная рука Бермяты: мол, только сунься, тебе тоже достанется. Легким толчком щита Бермята завалил Ульку на землю, острый край щита уперся в горло.

— Учить надо так, чтобы запомнилось, а не в бирюльки играть, словно с барышней. — Бермята закинул щит за плечо и вернулся к коню. — Поехали, время поджимает.