Сказание и иносказание. Юнгианский анализ волшебных сказок

Согласно Гебзеру ^[60], ранние фазы развития определенных областей сознания играют важную роль для индивидов и в последующие годы, постоянно сохраняются рядом или под рациональным сознанием, и особенно значительно их влияние на креативные процессы. Для нас здесь особенно важны прежде всего магическая и мифологическая стадии сознания, которые Э. Нойманн^[61] также включил в свою концепцию развития структуры Я ребенка. Первая и самая ранняя ступень развития сознания, согласно Гебзеру, магическая, на которой сознание пытается с помощью принципа власти добиться независимости от окружающей природы. Магия со своим волшебством и со своими ритуалами всегда направлена на власть и на овладение объектом, равно как и на покорение природных сил и господство над ними. Напротив, в мифической фазе впервые появляется осознание времени, а вместе с тем, именно в этой фазе возникает процесс познания. В противоположность магическому, мифологическое сознание гораздо больше определяется интеллектуальной любознательностью и в великих символических образах пытается отразить как природные явления, так и свою собственную психику, постижение смысла которых ведет к познанию внешнего и внутреннего мира. Находясь глубоко внизу, под нашим рациональным сознанием, эти ранние стадии, несправедливо классифицируемые иногда как инфантильный остаток, оказываются значительно более жизненными и активными, чем нам хотелось бы признать. Они, как я показываю в своей ранней работе^[62], взаимопроницаемы, и мы находим в снах и фантазиях всю полноту магических и мифических мотивов. Я склонен думать, что именно сказка больше всего подходит для того, чтобы дать образное оформление содержащимся в этом слое энергиям либидо и тем самым наполнить архетип как таковой специфическими образами, способными придать энергии влечения символическое направление и смысл. В сказках отчетливее, чем в чистом мифе, переплетены магические и мифологические элементы, соответствующие слою коллективного бессознательного, и, кроме того, по сравнению с мифом, где драма разыгрывается богами или героями, герои сказки более индивидуальны и их истории легче связать с жизнью обычных людей. Конечно, можно спросить: какой миф у тебя самый любимый? Но едва ли мы получим ответ на этот вопрос, особенно когда после злополучной национал-социалистической вакханалии миф обесценился, и у нас есть все основания чувствовать враждебность по отношению к мифу или совсем отвергать его. Другая причина может состоять в том, что мы, часто сами того не сознавая, вплетены в ныне живущий миф, к которому мы привязаны с религиозной интенсивностью, будь то христианство или миф науки, с помощью которого, еще со времен Лапласа, можно объяснить все прошедшее или полностью предсказать будущее. Возвращение к сказке означает, таким образом, возвращение к архаическому и первобытному, часто содержащему именно те элементы, которых недостает сознанию.