«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

О личности Ивана Яковлевича Достоевский знал задолго до публикации прыжовской брошюры[324]. Рассказчик в «Селе Степанчикове» упоминал имя этого юродивого с явным негативным оттенком; позже, во «Введении» к журналу «Время», писатель заявлял о том, что «отличительной чертой Иванов Яковлевичей, Марфуш» является заносчивость и высокомерие, поскольку «само общество заключает в себе какую-то инстинктивную потребность выдвинуть из среды себе какую-нибудь исключительную личность, что-то необыкновенное и преклониться перед нею» (18, 64). Само существование подобных народных избранников, по Достоевскому, несовместимо с жизнью нравственно развивающегося общества.

Казалось бы, по отношению к Корейше автор «Бесов» вполне мог разделить точку зрения Прыжова, однако довольно трудно принять тот факт, что, относясь крайне отрицательно к самой личности Прыжова, Достоевский соглашался с его брошюрой. В скабрезном тоне прыжовского повествования ясно обнаруживалось безбожие автора. Антирелигиозная идея Прыжова не могла не вызвать полемический отклик Достоевского.

Иван Яковлевич Корейша послужил прототипом юродивого Семена Яковлевича в романе «Бесы». В литературе о Достоевском этот образ трактуется по-разному. Так, Л. А. Зандер считает, что подлинный юродивый остался непонятым Достоевским и изображен в «Бесах» «в смехотворных формах плута и шарлатана»[325]. Разделяющие эту точку зрения В. И. Мельник[326] и И. В. Монеюнайте также видят в Семене Яковлевиче злую карикатуру на истинного мученика и праведника Ивана Яковлевича. Иного мнения придерживается М. С. Альтман, утверждая, что в «Бесах» Достоевский скрыто полемизирует с Прыжовым[327]. И. А. Ильин также относит Семена Яковлевича к юродивым Христа ради[328]. На наш взгляд сцена с Семеном Яковлевичем сложна, неоднозначна и допускает двойное прочтение. Последнее суждение высказывает и Е. А. Дубеник[329], которая справедливо считает образ юродивого «незаслуженно обойденным вниманием исследователей» и предлагает свою интерпретацию сцены у Семена Яковлевича.

Соглашаясь с Е. А. Дубеник во многом, хотелось бы, тем не менее, заметить неточности в ее статье. Например, исследовательница считает, что, создавая образ юродивого, писатель «соединяет два диаметрально противоположных портрета Ивана Яковлевича, созданные его современниками: И. Г. Прыжовым и А. Ф. Киреевым», т. е. Дубеник предполагает знакомство Достоевского с сочинением А. Ф. Киреева, описавшего жизнь и деяния блаженного[330]. Однако книга Киреева осталась не известна Достоевскому, поскольку была издана уже после смерти автора «Бесов».

В сцене с Семеном Яковлевичем Достоевск ий действительно подвергает художественной обработке текст не од ного Прыжова, но и сочинение другого своего современника, инока Парфения. Полноценный анализ текста Достоевского возможен только с привлечением такого важного источника как «Сказание».

Для церковного сознания о. Парфения ничего непонятного, странного и отталкивающего в словах и поступках юродивого не было. В отличие от той бессмысленной фигуры, которую представил в своей брошюре Прыжов, Парфений увидел в Корейше христианского подвижника[331]. О своем посещении юродивого автор «Сказания» вспоминает: «Пришедши к нему <Иоанну Яковлевичу>, мы застали его седящаго на кровати. В комнате у него было много посетителей, которые за послушание все толкли стекло; но нас не заставил. Просидели мы у него более трех часов, и он ничего никому не говорил, а только юродствовал <…> Потом начал всех отпускать, и говорил, кому что нужно и кто за чем приходил» (I, 227).

В «Сказании» Иван Яковлевич изображен кратко и непредвзято. Совсем иную картину представляет текст Достоевского. Сцена у Семена Яковлевича в романе «Бесы» в первую очередь характеризует состояние общества. Напомним, что посещению юродивого предшествует целая цепочка кощунств, в числе которых глумительная выходка с книгоношей, продающей Евангелие, надругательство над богородичной иконой, за разбитым стеклом которой находят живую мышь, и, наконец, насмешка над самоубийством «девятнадцатилетнего мальчика», почти ребенка. Толпа, считающая, «что нечего церемониться с развлечениями» и «было бы занимательно» посмотреть на самоубийцу, собирается открыто потешиться и над юродивым. Увеселительная поездка компании к Семену Яковлевичу, в которой участвуют Ставрогин, Петр Верховенский и которую возглавляет безбожник Лямшин, свидетельствует о крайнем нравственном и духовном падении общества. Бесновато-раздраженное настроение «наших» выливается в надругательство над иконой, глумление над человеческим горем, наконец, в насмешку над юродивым. Бесчинства, низвергающие и христианские, и народные ценности, предваряют одержимость толпы в финале романа, на празднике у губернатора. Для автора «Бесов» само намерение «развлечься» у Семена Яковлевича, «блаженного и пророчествующего», уже предвещало будущую катастрофу.