– Я живу в Чертоге Хроссингов, Хроссингов-Болотичей из Средней Марки, и теперь стал им родичем, но рожден был прекрасной и могучей женщиной из племени Кимвров, захваченной на войне, когда я еще находился в ее чреве. А зовусь я Рыжим Лисом. Видел я, видел и остался живым, посему внемлите! Речь моя будет короткой. Многим известно, что я охотник и знаю Сумеречный Лес, его тропы и тропинки лучше многих. Целую луну назад зашел я пешком от Мидмарки через Верхнюю Марку в пущу на юге, за которой раскинулась вересковая пустошь. На рассвете, миновав перешеек, я спустился в небольшую долинку, еще прикрытую туманом. На краю ее, под рябиной на траве спал человек – меч и щит его висели на ветке над его головою, лошадь паслась невдалеке. Наложив стрелу на лук, я подобрался к нему, но, оказавшись рядом, я увидел, что передо мной Гот и сын Гота. Не боясь более, я опустил лук, подошел к спящему и разбудил его; он в ярости подскочил на месте. Я сказал: «Неужели ты будешь гневаться на родича, встретив его в безлюдном краю?» Тем не менее он потянулся к оружию, и я бросился вперед, чтобы не дать ему схватить меч, но едва не получив удар снятым с груди ножом, отступил, ибо противник был для меня слишком силен, и он проскочил мимо меня; тут я ударил его сбоку по голове своим легким топориком, который зову Младенцем Сечи, и нанес большую рану. Он рухнул на траву, ибо удар, как выяснилось, оказался роковым для него. Мне было жаль, что я убил его, человека племени Готов; впрочем, иначе он сам убил бы меня, поскольку очумел от сна и впал в ярость. Но он умер не сразу и сперва попросил воды. Рядом с деревом, по другую сторону его, из земли выбивался ключ, и я наполнил водой большую раковину, которую ношу с собой и подал ему. Я хотел спеть над ним останавливающий кровь заговор, однако он сказал: «Не поможет. Я пропустил крепкий удар. Кто ты?» Я ответил: «Приемыш из рода Хросслингов, мать моя взята в плен на войне, а имя мне Лис». Ответил он: «О Лис, я получил от тебя по заслугам, ибо я родом из Илкингов и гостил за Великой Рекой у Бургундов. Римляне властвуют над ними, и они выполняют волю чужеземцев. Так поступил и я, будучи всего лишь их гостем. И вот я, человек Марки, вышел против своих соотчичей – из страха и ради денег! Ты, чужой среди родовичей, убил предателя и труса. Я получил по заслугам. Дай мне еще пить». Так я и поступил, тогда он сказал: «Не окажешь ли ты мне услугу ради своего же собственного рода?» – «Да», – ответил я. Сказал он тогда: «Я послан гонцом в Римский Острог, чтобы показать врагам дорогу в Марку и провести через чащи и пущи. За мной последуют и другие проводники, но не ранее, чем через дня три или четыре. И, пока они не придут, никто среди Римлян не будет знать, что это не я, а ты. Если согласишься, раздень меня, когда я умру. Возьми себе мое платье; сними это кольцо с моей шеи – оно служит мне знаком, – а когда спросят тебя, ответишь: „Предела нет“ – таково назначенное слово. Ступай на юго-восток вдоль долин, оставляя Бродшильдфел по правую руку, и пусть твоя мудрость, Лис, приведет тебя к стану Римлян, а потом обратно к своим родичам, со всеми вестями, которые тебе удастся собрать. Ибо Римляне пришли сюда во множестве. Дай мне пить». Испив снова, сказал он: «Обладатель сего знака среди речных Готов зовется Хросстиром. Такое имя носит он среди трусов. Укрой дерном мою голову. Пусть смертью я искуплю жизнь». С этими словами он откинулся навзничь и умер. Выполнив его просьбу, я взял его доспех стоимостью в шесть говяд и примерил. А потом укрыл убитого дерном в той долинке, спрятал свой же лук и прочее снаряжение в терновнике неподалеку и отъехал на его коне. День и ночь ехал я, а после явился к стану Римлян, а там отдался в руки дозорных и они отвели меня к своему Князю, человеку суровому и мрачному. Он сказал мне грозным голосом: «Назови свое имя». Я ответил: «Хросстир из Речных Готов». Тогда он спросил: «Какой предел?» И я ответил: «Нет предела». «Знак», – молвил он, протягивая руку. И я подал ему кольцо. «Значит, не врешь», – сказал он. В сердце своем я думал: «Ошибаешься, господин» – и веселился. Тогда он принялся задавать мне вопросы, и я отвечал на них бойко, и говорил, что хотел, не произнеся ни слова истины, если только она не могла обратиться ему в ущерб, и душа моя радовалась этой лжи. Так думал я: «Пусть приходят теперь предатели и рассказывают ему правду – он не поверит ей, во всяком случае сразу». Князь же, слушая меня, ни разу не усомнился, иначе приказал бы вызвать своих палачей, чтобы они муками вырвали у меня правду. Я сам видел такое потом, когда при мне пытали взятых в плен мужчину и женщину из Горного Народа. Оставив его, я обошел весь острог, все замечая и ничего не опасаясь; увы, там было много горестных полоненных Готов, клявших меня и называвших предателем, угадывая по одежде, что я принадлежу к их племени. Там я провел три дня и узнал все, что было можно и об остроге и о воинстве Римлян, а на четвертый день, утром, отъехал якобы на охоту, и никто не преградил мне путь, ибо не было у них сомнений. И я направил свои стопы домой, в Верхнюю Марку, а по пути гостил у Гейрингов. Хотите ли вы услышать от меня об обычаях этих Римлян из острога? Времени мало, и речь моя затянулась. Хотите ли? Тут поднялся ропот: