Сказание о Доме Вольфингов

О дом сердца могучего, о грудь битвенного вождя!
Почему ты сталью укрыта от холодного стрел дождя?
Я не знаю тебя и не вижу; для меня ты как дальний утес,
Где предки воздвигли обитель, где Чертог Богов среди роз.
Ветер дует сейчас между нами, и с собой облака несет,
Но над серою пеленою Обитель Богов встает.
Они такие как прежде, но не жаждут встречи со мной,
И мне уже не увидеть светлый небесный покой.

Губы Тиодольфа улыбнулись старцу, однако глаза и чело Князя затмились; вождь Дейлингов и его могучие гости стояли рядом, и только хмурились… но никто из них не сказал слова, и старик вновь отверз уста:

Голод помутил мой рассудок, и я к дому врага пришел:
«Усталый, вытяни ноги, – тот сказал, – и садись за стол».
Я сел и вытянул ноги и тут же в колодки попал.
А враг с трусливой улыбкой: «Отдохни и дай руку», – сказал.
И я протянул к нему руки, и вот на них тяжесть цепей.
А теперь враг мне молвил: «Как хочешь и ешь и пей».
Я попал в роковую ловушку, древнюю, словно мир, западню.
И в том свою только слабость и неудачу виню.

Тут древний старец отвернулся от Тиодольфа и печальной поступью отправился на собственное место. Вождь рати лишь чуточку переменился лицом, хотя окружающие смотрели на него странными глазами, словно бы собираясь спросить, что означают сии слова, как будто бы владея каким-нибудь странным знанием, он мог определить это. Ибо многие усмотрели в сказанном старцем предостережение, предвестие недоброе. И всякий, кто слыхал слепца, приуныл сердцем, потому что все считали старика провидцем, и странными и непонятными показались им его речи.

Но Агни решил ободрить всех и сказал:

– Асмунд Древний хочет нам добра и всегда мудр он; однако, услышав о битве, этот наш родич всякий раз впадает в тоску по мужским деяниям, ибо в прошлом он был великим воителем и часто обагрял руки в косьбе. Асмунд любит свой род и жалеет, что не может выйти на поле боя: мысль о смерти на мягкой соломе тяготит его.

– Так, – согласился другой воин, – кроме того, он видел смерть любимых сыновей, и, обнаружив перед собой полного сил витязя, проникается к нему приязнью и начинает опасаться за него.

– Тем не менее, – произнес третий, – Асмунд – провидец, и, быть может, ты, Тиодольф, понял смысл сказанного и можешь открыть его нам?

Однако Тиодольф молчал, в сердце своем обдумывая загадку. Потом гостей повели к столу и начался пир в чертоге и за пределами его – на всей равнине. Девицы Дейлингов сновали по проходам, оставленным между разложенными для всей рати столами, разнося воинам яства и пития, подпевая старинным песням, другие бряцали на арфе, водили смычком по струнам скрипок, а те смеялась, плакали и радовались – и все были счастливы; великое веселье почило на людях Порубежья накануне битвы. И если сердце Тиодольфа погружалось в уныние, лицо его ничем не выдавало этого, когда переходил он из чертога в Колесный Бург, а оттуда обратно в чертог, радуясь и веселясь вместе со всеми. Так поднимал он сердца людей, и говорили они, что не ошибались в выборе Князя, способного поддержать их и в пиру и в сражении.

Глава X Кметиня вновь приходит к Крову Вольфингов