Сказание о годах Хогэн

Они настойчиво заявляли о том, что должны прислуживать государю, сопровождая его, однако его величество снова и снова говорил, чтобы они не спорили, и спасался бегством, весь в изнуряющих его слезах. Государь, который передвигался, доверяясь луне и солнцу, не обращал внимания на неведомые горные дороги. А о Левом министре, который доверялся морям и горам, и говорить нечего. Он сделался подобен обезьяне, разлучённой с деревьями, неотличим от рыбы, поднявшейся на сушу. Он горько плакал, со слезами оглядываясь назад, озабоченный своим будущим и опечаленный тем, как будет отныне именоваться государь; бежал, куда несли его ноги, охвачен был унынием того грешника, который блуждает в промежуточном бытии[329].

В этом положении Новый экс-император, хоть воины у него и были, изволил считать, что никакого прока от них и быть не может. Но, как и следовало ожидать, после того как они разбрелись по сторонам, Его величество изволил остаться один-одинёшенек, и он почувствовал себя унылым и не связанным ни с кем. Теперь с ним были Иэхиро и Мицухиро, отец и сын. Взяв августейшего за руку, они сошли вниз, в долину, и там спрятали государя под хворостом. Отец с сыном оба укрылись в тени густых зарослей деревьев, росших неподалёку, о чём только не думая в глубине души!

ГЛАВА 4. О том, как утром дотла сожгли пристанище врагов

Воины Ёситомо и Киёмори взяли приступом, запалили и сожгли дотла императорский дворец[330]. Им сказали, что Новый экс-император проследовал в Восточные горы[331], и они кинулись по его следам; прошёл слух, будто бы многие противники затворились в храме Хосёдзи[332], — и его окружили и обыскали. Но храм этот просторен, и обследовать его нелегко, поэтому во дворец отправили посыльного и сообщили, что в него нужно запустить огонь. Тогда Синсэй[333] заявил, что какой бы отряд ни затворился в нём, разрушить огромный храм[334] трудно. Так он сказал, и это было выше его сил.

Тамэёси по пути в храм Энгакудзи сжёг дотла дворец Нового экс-императора на углу Сандзё и Карасумару[335], а также покои Левого министра; на востоке Сандзё мятежники рассеялись на все четыре стороны. Прошёл слух, что Новый экс-император соблаговолил уединиться на горе Исполнения Желаний. Когда же наступил час Лошади[336], государю угодно было возвратиться во дворец Такамацу. Ёситомо и Киёмори подтянули шнуры на шлемах и поскакали.

В саду оба они опустились на колени и приняли почтительную позу. Августейший сказал Синсэю:

— На днях в столице соберётся много бунтовщиков. Они намерены охаивать страну и поднимать в мире смуту. Но не успеют мятежники оглянуться, как Вы принудите их к сдаче, избавите страну от позора и возвысите своё семейное имя. Успехи в этом деле уже серьёзны. Награды за эти успехи должны дойти до Ваших потомков! — так государь изволил выразиться.

Каждый внимал ему, приникнув головой к земле, и уходил. Лица у всех казались серьёзными. Набравшись смелости, воины сопровождения громко закричали, — и это было необычно. После того как наступила ночь, были произведены награждения за воинские подвиги. Ёситомо был назначен на должность действительного начальника Правого управления императорских конюшен, Ёсиясу, судье из провинции Муцу, было выдано позволение посещать дворец, а Киёмори стал владетелем провинции Харима.

И тогда Ёситомо промолвил:

— Эту почётную должность первым занимал мой предок Мандзю[337], Хоть и говорят, что благоуханны её следы, но ведь до этого он был действительным помощником главы Правого управления императорских конюшен. А теперь я тоже переведён на должность действительного главы того же ведомства? Я считаю, что это не такая уж большая награда за выдающиеся заслуги. Подобающая честь не оказана. Ёситомо прибыл к Вашему величеству, бросив своего отца и братьев, против собственного отца обнажив лук! Здесь разошлись между собою верноподданство и сыновний долг. А коли это так, кто сможет меня осудить, если даже будут говорить, что я поднимаюсь до положения наследственного придворного? Я слышал, что вообще заслуги перед миром того, кто уничтожает врагов, отнюдь не ограничиваются тем, что он принимает на себя заботу о половине страны. При всём этом, с какою же отвагой отныне и впредь следует нападать на врагов династии?!

Понимая, что у Ёситомо имеются основания для того, чтобы говорить это, государь переместил главу Левого управления императорских конюшен Такасуэ-асона на должность главы Левой половины столицы, а Ёситомо повысил до должности главы Левого управления императорских конюшен[338].