Сказание о годах Хогэн

Судо Куро натянул тетиву лука до отказа и выстрелил в них, но сам получил стрелу в нагрудную пластину и упал. Вперёд выехал Фуридзу- но Симпэй. С намерением сразиться с ним туда, где он находился, приблизился, принял вызов и пустил стрелу Кихэй Дзидаю из Сандзе Цубутэ. Стрела глубоко вошла с правой стороны, в то место, где основной корпус доспехов соединяется с их боковиной, и противник упал. Сменяя друг друга, жестоко бились Кисо-но Тюда, Я Тюда, Тоя Кэнда, Оя-но Синдзабуро. Каждый из них отступал, получив рану. Кувабара и Андодзи вышли из боя. Акусити-бэтто пал, поражённый стрелой. Начиная с них, воины, примкнувшие к Ёситомо, с возгласами: «А вот и я, а вот и я!» — сменяя один другого, бились, покуда у них хватало сил. Внезапно прибыло 53 человека, а раны получили, как говорят, больше двухсот человек. Среди сторонников Тамэтомо никто не получил даже лёгкой раны, если не считать того, что Кихэй Дзидаю из Сандзё Цубутэ и Оя Синдзабуро были тяжело ранены.

Укреплявшие оборону берега реки старец Сиродзаэмон Ёриката и Камон-но-сукэ Ёринака в сопровождении примерно тридцати всадников отходили через западные ворота Оиномикадо, где находился в ожесточённой перестрелке и отчаянно рубился Тамэтомо; они врезались в самую середину. Ёситомо проник в гущу толпы; нападавшие скакали и внутрь, и наружу, сражались самозабвенно и яростно, описывая мечами и узоры паутины, и кресты.

Ёситомо обеспокоенно произнёс:

— Ёриката и Ёринака не были бы лишними, да их не пропустят, ударят же!

Их уже собирались окружить со всех сторон, не в силах одолеть, метались туда-сюда, многие противники нападали, а сторонники Его величества, получив раны, прорвались и возвратились в свой главный лагерь. Увидев это, Хатиро разгневанно воскликнул:

— Нелегко же подвигнуть моего досточтимого старшего брата, который не изволит думать ни о чём, укрепить свои передние линии! — затем извлёк из ножен меч и, запрокинувшись навзничь, поскакал куда- то без разбору. Решив, что это нехорошо, Ёситомо свернул от него в сторону и стал кружить по берегу реки то туда, то сюда.

Всё больше приходя в негодование, Тамэтомо вовлекался в сражение — рубя и бросая, отрубая и отбрасывая, разражаясь кличами, он кружил верхом на коне, покуда по обе стороны от 2-го и 3-го квартала не осталось ни одного противника. Правда, победив в схватке, Тамэтомо сдержал себя: поблизости никого не было, да и конь его притомился. Поэтому он неспешно повернул обратно и, остановившись перед главными воротами, быстрым движением вложил стрелу в тетиву и выстрелил. Одной стрелой он убил двоих и ни одного человека в живых не оставил. Все стрелы в колчане были израсходованы. Весь колчан он расстрелял, не пустив ни одной стрелы мимо цели. Казалось, это Фань Цзэн въехал в ворота Хунмэнь[304], а Цзи Синь разрушил Цзилинь[305].

Лицом к восточным воротам Оиномикадо обратился глава Войскового арсенала[306]. Пока Тадамаса и Ёриканэ[307] вели оборонительные бои, прорвать оборону было невозможно. Западную стену[308] обороняли, не жалея собственных жизней, судья с его сыном, и хотя сражающиеся воины постоянно сменяли друг друга, они отступили все до единого. Западную от Касуга[309] стену обороняли до боли в руках подчинённые Иэхиро и Мицухиро[310], — и нападавшие постепенно отступили.

Так вот, среди множества ворот, бывших под надзором владетеля провинции Симоцукэ господина Ёситомо, одни защищал его отец Тамэёси. Об этом прослышал Тамэтомо, и он двинулся на те ворота. Тем, кто узнал об этом, незначительным показался тот из Пяти тяжких грехов[311], который ставили в вину известному принцу Арджаташатру[312] за его отца, короля Бимбасара. Словом, далёкие голоса противников за воротами и выкрики лучников раздавались без перерыва. Топот проносившихся коней был подобен землетрясению.

Были такие, кто называл своё имя, и кто терял его, такие, кто сцепился в схватке, и кто проигрывал. Сражение началось в час Тигра[313], а когда уже начало понемногу светать, нападавшие стали уступать, Тамэёси же с Тамэтомо — склоняться к победе. Ёситомо и Киёмори потеряли цвет лица и отошли, но в некоторых местах ещё держались на прежних рубежах. Какие ворота ни возьми, так было всюду. Владетель провинции Симоцукэ отправил во дворец посланника, велев ему сказать так: