Бхарата неподвижно стоял перед ними. Слезы текли из его покрасневших глаз, сияющих, словно лепестки лотоса. “Досточтимый мудрец уже сказал Раме то, что нужно было сказать. Что же остается мне добавить к просьбе, которую он выразил от моего имени? Я хорошо знаю характер моего Рамы. Он не держит зла даже на тех, кто поступает дурно. Его любовь ко мне неизмерима, я не стану этого отрицать. Чувство стыда сковывает мои уста, когда я стою перед ним. Но моя любовь столь велика, что я наслаждаюсь уже тем, что могу смотреть на него и не в силах насмотреться; мои глаза стремятся к нему, сколько бы я ни любовался им. Видимо, Бог был разгневан моей любовью к Раме; он не смог стерпеть, что брат боготворит брата. Он наслал на нас это бедствие, использовав мою мать как орудие для осуществления своего Плана. Я знаю, что эти слова не делают мне чести и не прибавляют уважения. Сваливая всю вину на собственную мать, я не докажу свою невинов ность и свое превосходство. Если кто-то объявляет себя невиновным, разве снимают эти слова с него бремя греха? Я не считаю возможным сделать такое признание, ибо сомневаюсь, что моя мать настолько безвольна и что я сам достаточно хорош и умен. Я отнюдь не уверен в этом. Рождаются ли жемчужины в раковинах улиток, кишащих в стоячих прудах? Зачем винить других в своих горестях и бедах? Мое несчастье необъятно, как океан. Я знаю, что все эти трагедии - расплата за накопившиеся грехи. Я пытался найти выход из этого отчаянного положения, я повсюду искал пути спасения. Теперь я понял, что есть только один выход, единственный, и никакой другой. Мой духовный наставник - великий мудрец Васиштха; мои полновластные повелители - Рама и Сита. Поэтому я уверен, что со мной не произойдет ничего дурного. Господин! Я не хочу ничего другого! Рама! Исполни лишь одно желание твоего преданного слуги! Рама, Лакшмана, Бхарата и Шатругна - все мы - дети царя Дашаратхи, рожденные из его чресел. Поэтому все четверо в равной степени обязаны подчиняться приказам отца. Наш отец всех своих сыновей любил одинаково. Не существует таких правил и ограничений, предписывающих подчиняться воле отца только одному сыну - тому или другому. До сих пор ты один нес на себе бремя ответственности и сыновнего долга. Теперь наша очередь сменить тебя в твоем изгнании; Сита, Рама и Лакшмана должны вернуться в Айодхью, а мы останемся здесь, в лесу и пробудем в изгнании до тех пор, пока не истечет положенный срок. Будь милостив, ниспошли нам этот дар и благослови нас.” Произнеся это, Бхарата упал к ногам Рамы.
Слушая мольбу Бхараты, Васиштха проливал слезы радости. Но Раму ничуть не тронули доводы брата. Он сказал: “Бхарата! Я не считаю, что твои умозаключения вески и обоснованны, как бы тебе этого ни хотелось. Было бы неправильным поступить так, как ты предлагаешь. Проси меня о чем-нибудь другом.” Бхарата ответил: “В таком случае, брат, позволь нам вместе с Шатругной остаться здесь с тобой и служить тебе, как это делал до сих пор Лакшмана. Такая святая жизнь для нас - предел мечтаний.” И даже эту просьбу Бхараты отверг Рама. Он сказал:
“Бхарата! Как для меня, так и для тебя, воля отца - непреложный закон; мы должны в смирении преклонить перед нею свои головы и выполнять ее безропотно и беспрекословно. Самый благоприятный путь для нас: мне - исполнять то, что предписано мне, а тебе - то, что предназначено именно тебе. Давай не будем попусту тратить драгоценное время в этих бессмысленных разговорах и ввергать в еще большее отчаяние людей, пришедших сюда издалека, лелея заведомо бесплодную надежду. Возвращайся в Айодхью, которую они с радостью были готовь! доверить тебе, и правь мудро и справедливо. Я же останусь здесь, выполняя порученную мне миссию, и буду охранять и беречь лесное царство, доверенное мне, не отступая от законов праведности.” Ни Бхарата, ни кто-либо другой из присутствующих не нашел достаточно убедительных доводов, чтобы возразить на это решительное заявление Рамы. Они вынуждены были согласиться, что этот путь - самый правильный.
Бхарата был вне себя от горя. Он тоскливо вскричал: “Кого еще, как не меня, мог повергнуть Бог в такую невыносимую муку, меня, кому выпало быть сыном женщины, посчитавшей Раму, Ситу и Лакшману своими врагами? Да, Брат! Я слышал, что ты шел к лесу босиком, и ничто не защищало твои Ноги от камней и колючих шипов. Известие об этом пронзило мое сердце, как острые пики; несмотря на это, я продолжаю жить! Во мне причина всех бедствий, но как великий грешник, я все еще жив; иначе я давно бы уже распрощался с этим телом. Дыхание упорно теплится в нем даже после того, как Гуха заподозрил меня в предательстве и приготовился дать мне отпор в сражении, став во главе своего войска! Увы! Мое сердце тверже алмаза - вот отчего оно до сих пор не разбито, несмотря на страшные удары судьбы.