Сказание о господе Раме

Ты знаешь, что потомки Икшваку еще никогда не отступались от данного ими слова. Полагаясь на эту общеизвестную истину, я попросила твоего отца исполнить мои желания сегодня: во-первых, чтобы вместо тебя был коронован мой сын, Бхарата, а во-вторых, чтобы ты был отправлен в джунгли Дандака на четырнадцать лет. Вот причина, по которой он устроил столь страшный переполох. К чему далее обсуждать эту тему? Я не намерена ни менять свои требования, ни отказываться от них. Если твой отец - стойкий приверженец Истины, и если ты тоже считаешь себя верным Ее слугой, докажи это! Ты должен немедленно отправиться в леса Дандака, облачившись в одежды из коры и оленьих шкур, со связанными в пучки спутанными волосами, как подобает лесному отшельнику. Ты должен оставаться там в течение четырнадцати лет. Поскольку царь дышит тобою и не может прожить без тебя и дня, он не может примириться с мыслью о твоем изгнании и отказывается говорить тебе об этом. В этом вся причина его горя. Рама! Здесь не произошло никаких других несчастий! На нас не обрушилось стихийное бедствие! Совершенно бессмысленно делать из мухи слона и такое пустяковое событие раздувать до масштабов всемирной катастрофы. Рама! Только одно может спасти твоего отца от совершения греха - если ты, его любимец, его божество, на которое он молится, возьмешь на себя исполнение обета, который он сам не способен исполнить. Иначе, если вы оба - тот, кто клялся, и сын того, кто клялся, пренебрежете данным словом, твой отец будет навеки опозорен и ввергнут в пучину бесчестия. Все это тебе хорошо известно.”

Рама выслушал эти бессердечные слова, сказанные с нарочитой жестокостью, не проявив ни малейших признаков волнения или беспокойства. Когда он отвечал ей, на его губах играла безмятежная улыбка: “О нет! По этой причине отец не должен страдать!” Он склонил голову в знак согласия с требованиями, которые предъявляла Кайкейи. Однако Дашаратха, внимавший их беседе, почувствовал, будто его сердце режут острым ножом. Он забился и застонал, терзаемый тягчайшей мукой. Ра ма сказал, повернувшись к Кайкейи: “Мать! Все произойдет так, как ты задумала. Я покорно возлагаю на свои плечи бремя клятвы, данной отцом. Мне не хватает только одного: я хочу, чтоб отец с любовью прижал меня к груди, как он всегда делал это прежде, и ласковыми и нежными словами благословил меня. Но даже если он скажет мне, что я недостоин такой награды и не заслуживаю его благословения - я смирюсь с этим без упреков и возражений и приму с одинаковыми радостью и удовлетворением. Ибо отец желает мне только добра. Он всегда благословлял меня, заботясь об укреплении и совершенствовании моего духа. Он - великий провидец. Для меня он не только отец, но и наставник, ведущий по высшему духовному пути. Может ли быть у меня долг более важный и ответственный, чем приносить радость тому, кто для меня одновременно и отец, и учитель? Это - моя священная обязанность, это и есть моя Дхарма. Четырнадцать лет изгнания будут для меня источником безграничной Ананды. Всю свою жизнь - не только четырнадцать лет - я готов провести в лесу, если такова будет воля отца. Почему же он не решался сказать мне ранее о дарах, обещанных тебе? Только это огорчает меня. Отказывался ли я хоть один раз подчиниться его приказу? Не есть ли это самый высший и почетный акт признательности - посвятить служению отцу это тело, им дарованное? Рама - не противник, а слуга и опора каждого слова отца. Пожертвовать отцу свое тело для меня - высшее блаженство; я не из тех, кого нужно лишний раз просить об этом.

Мать, отчего ты ни разу и словом не обмолвилась о том, что Бхарата должен быть помазан на царствование? Между мной и моим братом нет никакой разницы; почему ты сочла, что она существует? Мы, четверо братьев, никогда не чувствовали, что в чем-то отличаемся друг от друга. И еще одно: почему ты говоришь: “Это - приказ твоего отца?” Разве я хоть раз ослушался твоего приказа? Нет, такого не случалось никогда! Я без малейших колебаний подчинялся вашей воле, независимо от того, исходила она от тебя или от отца. Я покидаю Айодхью сегодня же и отправляюсь в леса! Мать! Распорядись, чтобы самых надежных гонцов тотчас снарядили и послали к деду Бхараты и Шатругны. Будет лучше, если Бхарата вернется как можно быстрее. Если начало моего изгнания совпадет с днем коронации Бхараты, это облегчит физические страдания отца, успокоит его ум и притупит боль разлуки. Тогда и ты будешь вполне довольна! Кто знает, как могут повернуться дальнейшие события?”