Сказание о граде Ново-Китеже

Ребята заскакали, запрыгали вокруг попа, высовывали языки, хрюкали, лаяли, кукарекали, блеяли.

– Младени, спасены души, не задерживайте меня! Не мурыжьте! – взмолился поп. – Спешу я.

– В кабак, чай, спешишь? – засмеялся Юрята.

– Грамотку важну несу! – Поп значительно поднял палец. – Под самый золотой верх! Эвон куда!

– Награду, чай, большую получишь? – съязвил Юрята.

– Наградили уж! Как всегда, вином угостили. Они добрые. А вино ихнее – ух! Как богородицына слеза, чистое!

Только теперь ребята заметили, что поп пьян. Юрята снова засмеялся:

– А кто тебе в тайге письмо дал, кто вином поил: леший или шишига лесная?

– Какое письмо? Какое вино? – спохватился вдруг испуганно Савва. – Чего выдумываешь? Уши, стервец, оборву! И разговору у нас такого не было.

Поп пошел, пьяно покачиваясь. А Сережа говорил торопливо Митыпе:

– Беги что есть духу на попов дзор. Скажи нашим, чтобы быстро шли в Рыбачий посад. Надо попа перехватить и письмо у него отобрать. А мы пока его тут задержим. Беги, Митьша!

Митьша надвинул на глаза треух и помчался. Сережа подозвал к себе ребят и, поглядывая на уходившего попа, сказал проникновенно:

– Братья-казаки, на вас вся надежда. Выручайте!

– Не тяни, говори! – нетерпеливо переступил Юрята. – Ну?

– Не пускайте сколько можно попа в город. Кружите его по тайге!

– Аида, ребята! – широко взмахнул Юрята рукой и первый побежал вслед за попом.

– Отец Савва, не ладно идешь! – схватился он за широкий поповский рукав. – Тута медведь прячется.

– А не врешь, ухорез? – остановился поп.

– За враку бог наказывает, – благочестиво ответил Юрята. – На этом самом месте его на нас вынесло. Матерущий! На дыбки встал да ка-ак рявкнет!

Поп пугливо оглядывался и крестился.

– С нами иди. Мы тебе верную дорогу покажем. Ребята, ведите батю!

Долго ребята таскали Савву по чащам, полянам, горушкам. День испортился, закапало, потом приударил звонкий дождь. Холодные его струи отрезвили попа; он начал подозревать неладное, начал упираться, но ребята, ухватившись за рукава и подол подрясника, толкая в спину, тащили попа в новую чащу.

– Брысь, бесенята! – крикнул он неожиданно густо. – Отцам скажу! Портки спущу! Запорю!

– Ладно, пустите его, – сказал Сережа. – Спасибо-преспасибо, ребята!

Сережа один провожал попа до Рыбачьего посада, пока не увидел Птуху, сидевшего на завалинке кружала. Подойдя, шепнул торопливо:

– Письмо несет в Детинец. Передали ему в тайге. А кто передал – не говорит, скрывает. Тут, дядя Федя, определенно какая-то кровавая тайна!

– Об чем речь? Конечно! – серьезно согласился Птуха. – Ты беги домой, доложи капитану обстановку. Быстро! Чтоб дым из трубы!

Сережа убежал, а мичман пошел навстречу попу.

– Кого вижу! Приветик! – весело раскинул он руки. – За такую встречу нужно по лампадочке раздавить, Пошли в таверну «Трех бродяг», вонзим по ковшу и увидим небо в алмазах!

Поп сплюнул:

– Ребяты-бесеняты по тайге затаскали. Рот пересох. Грядем! – махнул он бесшабашно и заорал: – Со страхом божьим и верою приступите!

Мичман обнял попа за плечи и потащил к шумному кабаку.

3

– Идут! – крикнул с крыльца Сережа.

На дворе послышался сердитый голос Птухи и весело-пьяное бормотание попа. Мичман, войдя в избу, снял фуражку, стряхнул с нее дождинки, сказал угрюмо:

– Как баталер, в дугу накачался. И темнит, собака! Один пишет, два в уме держит. Ребятам проболтался, похвастал, а теперь спохватился, пустяки говорит, о главном помалкивает. «Савва – важная птица! Сейчас под золотой верх пойду. Там меня рублем одарят!» Спрашиваю: зачем пойдешь? Не говорит. «Тайна сия велика есть»! – передразнил Федор попа и бешено блеснул белками. – Набью я ему сейчас вывеску, и все великие тайны из него высыпятся!

– Спокойно, мичман! – остановил его капитан. – О письме, значит, ни слова?

– Молчит о письме. Надо обшарить божью дудку. – Птуха гадливо поморщился. – Я бы пошел на эту пакость, да на людях нельзя было.

– Я деда обшарю! – с горячей готовностью сказал Истома. – Отыщу ту грамотку!

Из сеней послышался голос попа. Он пел молитву:

– От юности моея мнози борят мя страсти! – Но молился он на плясовой мотив. Споткнувшись на пороге, поп ввалился в избу и заорал, замолитвовал еще веселее: – Кому повем печаль мою, кого призову ко рыданию!..

– Тоже мне Леонид Утесов! – с брезгливой злостью сказал Птуха. – Ложись спать, босяк, не то за гриву оттаскаю!

Поп плюхнулся на лавку, взревев в последний раз:

– Не рыдай меня, мати, зряще во гробе!.. И затих, сразу заснул. Капитан, Виктор, мичман и Сережа вышли на крыльцо. Сели на ступенях. Долго, беспокойно молчали. Наконец заскрипели в сенях половицы. На крыльцо вышел Истома. Все поднялись, глядя на юношу.

– Нет у деда никакой грамотки, – растерянно сказал он. – Обшарил его: и в подряснике, и в шапке, и в сапогах искал. Нету! Видно, обронил спьяну, – виновато закончил Истома.

Мирские переглянулись потерянно, убито. Капитан сердито за козырек дернул на лоб фуражку.

– Язви его! А в письме этом, я уверен, и была вся разгадка.