Сказание о граде Ново-Китеже. Роман приключений

Хвост у Женьки действительно подгулял: не был отрублен, как положено доберману, и завернулся кренделем,

- Точную справку дам, - донеслось из глубины квартиры. - Обман-пинчер! Слыхали о такой породе?

Капитан поднял глаза. В передней стоял, широко расставив ноги, высокий, стройный человек. Капитан успел разглядеть лишь темно-синие, как и у Сережи, глаза в таких же длинных и пушистых ресницах да еще буйные белокурые волосы, свисавшие на лоб.

Капитан мягко шагнул в переднюю. Он был в легких летних брезентовых сапогах.

- Капитан Ратных, Степан Васильевич.

Летчик поправил накинутый на плечи синий китель гражданской авиации и протянул руку.

- Очень приятно. Проходите в комнату. Садитесь. Чем могу служить, капитан?

- Ваш самолет - борт «N 609»? - Капитан говорил с протяжным сибирским оканьем.

- Предположим.

- Возьмите меня, Виктор Дмитриевич, на ваш самолет. Прихватите, как говорится, на попутной.

- А поллитровка за левачок будет? - улыбнулся летчик.

- Как полагается! - улыбнулся и Ратных. Оба посмеялись, но скупо, осторожно прощупывая друг друга взглядами. И сразу понравились друг другу.

- Почему такая спешка? - продолжая улыбаться, спросил Косаговский.

- Обязан быть немедленно на заставе. Летчик стал серьезным.

- А вы знаете, с каким грузом я лечу?

- Знаю. Груз неприятный, взрывчатка. И в случае чего… из нас рубленая колбаса? - Капитан снова засмеялся. - Но я все-таки с вами полечу, если возьмете.

- Без детонаторов взрывчатка не взорвется, а капсюли мы не берем. Запрещено их вместе перевозить. Только я лечу до Балашихи, до базы «Взрывпрома». А от Балашихи до границы еще черт те сколько!

- От Балашихи я своими средствами доберусь.

- Тогда так! - Косаговский потер бритый подбородок. - Я не возражаю, но и разрешить не могу. Просите ответственного дежурного по аэродрому.

- Был уже у него. Вот письменное разрешение… Батюшки! А это у вас откуда? - Капитан удивленно смотрел на стоявший в углу широкий меч в лакированных ножнах с длинной рукоятью без гарды. - Это же японская офицерская сабля. Самурайский меч!

- Это Сережкино оружие. Он им лопухи и крапиву беспощадно рубит.

- Витя, его с Халхин-Гола привез! - гордо сказал Сережа.

- Вы халхинголец?! - воскликнул капитан. - Где воевали?

- На Баин-Цаганском плацдарме. На бомбардировщиках.

- Северо-восточную переправу вы бомбили?

- Было такое дело.

- Видел ваш удар. Блиндажи дыбом, артиллерийские позиции дыбом! Самураям даже омомори не помогли.

- Вот вам и омомори, - снял Косаговский с этажерки крохотного бронзового идола. - На каждом самурайском самолете их по десятку висело.

- Выходит, мы с вами фронтовые товарищи? - Капитан любовно посмотрел на летчика.

- Выходит, так, - весело ответил Косаговский. - Вы, я вижу, меченый. Где? На границе? А может быть, там?'

Ратных потрогал правое ухо, сморщенное, будто завязанное в узелок. От уха шел к глазу шрам.

- Там, в степях, около озера Самбурин. В тылу Южной группы.

- В тылу? Ах да, вы же пограничник. И вам работа нашлась?

- Работы по горло было. Вместе с самураями полезли в драку и белогвардейцы-эмигранты. В тылах нашей Южной группы появилась диверсантская конная банда Колдунова, бывшего унгерновского ротмистра. Ликвидировать Колдунова послали сводный конный отряд; в него входили эскадрон пограничников и эскадрон монгольских цириков. Этим отрядом я и командовал. Загнали мы колдуновскую банду в камыши озера Самбурин. Сидят они там и постреливают. У них богато ручных пулеметов было. Надоела нам эта волынка, и подожгли мы камыши. Вылетели колдуновцы в степь - мы им навстречу. Сшиблись! Большинство колдуновцев на месте лежать осталось, но и наших полегло немало. А мне с самим Колдуновым схлестнуться пришлось. Сначала Колдунов налетел на меня, выстрелил из маузера. Целил он мне в голову, да чуть промахнулся. Только вот корноухим меня сделал. А я его саблей достал. Рубанул! Но все же он ускакал, только маузер свой потерял.

Ратных замолчал. Молчал, задумавшись, и летчик. Перед глазами их стелилась желто-серая монгольская степь, горели над нею тревожные полосатые закаты, мутный Халхин-Гол извивался между сопками, и посвистывали тоненько под ветром речные камыши. А на горизонте высился мрачный массив Большого Хингана.

- Да, два года прошло, а все еще стоит в глазах Монголия! - задумчиво произнес наконец Косаговский. - Давайте-ка, Степан Васильевич, раздевайтесь, чаю попьем. Сережа, живо чайник на плиту!

- Только, чур, без меня про войну не рассказывать! - взмолился Сережа и помчался, подпрыгивая, на кухню. Женька, трепыхая ушами, побежал за ним.

2

Когда гость расположился на уютном диванчике, Косаговский сказал:

- По всему, по фамилии и по оканью, видно, что вы, Степан Васильевич, сибиряк.

- Коренной сибиряк! Чистокровный гуран[1], забайкалец. Прадеды мои из тех ратных людей, что со славным землепроходцем Василием Поярковым пришли и обжили дикие земли на рубеже с Поднебесной империей.

- А я белорус. Сюда вот военная служба занесла. Ратных кивнул головой и посмотрел на часы.