Сказание о граде Ново-Китеже. Роман приключений

На соборной паперти стоял один Истома. Пуст был и посадничий двор. Пусто было и на кривых черных улицах Ново-Китежа. Протащилась, увязая в грязи, неуклюжая телега. Мужик нещадно хлестал шатавшуюся в оглоблях лошадь. Проехал конный стрелец. От Светлояра поднимались женщины с корзинами мокрого белья на коромыслах. В каждой корзине пуда по два; женщины сегнулись, шли еле-еле. Около церкви лениво дрались нищие.

- Немота какая! - с тоской проговорил Истома. Но колыхнулась немая тишина. Из посадничьего сада прилетела песня. Два девичьих голоса взвились, как только могли, высоко:

Ты расти, расти, коса,
До шелкова пояса.
Вырастешь, коса,
Будешь городу краса…

- Вырастешь коса, и под черный монашеский шлык тебя! - стоном вырвалось у Истомы.

А девичьи голоса все выше поднимали песню, выше берез, выше соборных куполов, выше туч.

Виктор схватил свисающую на лоб прядь белокурых волос и с силой рванул ее.

Глава 11 ЯРИЛИНО ПОЛЕ

Ударил его Ярило по голове золотой вожжой…

Л. Мельников-Печерский, «В лесах»

1

Отцвели в посадничьем саду кудрявая черемуха и душистая сирень. Крепче запахло из оврагов грибной сыростью, зацвела рожь, заколосился овес, и пришли на землю самые длинные дни, пришли самые короткие, хмелевые Ярилины ночи.

Верит народ, что этими короткими ночами скачет по земле светлый бог Ярило[32], добрый и веселый Яр-Хмель. Скачет он, юный, радостный, на белом коне, в белой одежде, а в руках у него пук ржаных колосьев. И кружит веселый, радостный бог сердца и головы парней и девушек хмельными, любовными чарами.

Истома пришел звать мирских на Ярилино[33] поле. Какую-то особенную чистоту и ясность придавала юноше его белоснежная одежда: белая длинная рубаха с красной оторочкой, белые шаровары и онучки и высокий, с узкими полями шляпок из белой поярковой шерсти.

- Ты, Истома, настоящий Ярило! - улыбнулся Косаговский, любуясь юношей.

- Еще не Ярило, а буду им, коли в хороводе от девушек пук ржаных колосьев получу. Есть у нас обряд такой, - улыбался ответно Истома. И начал торопить мирских: - Идти пора. Наши девки заждались, чай, мирских красавцев.

Со двора вышли втроем. Сережа ушел раньше, за ним зашли ребята. Город замер в горячей летней тишине, только пчелы гудели в садах да звенели на берегу Светлояра хоровые девичьи песни.

Озерный берег гудел, пестрел цветными рубахами и сарафанами. Дудели берестяные жалейки, вздыхали сопелки, деревянно пел гудок, переливалась свирель бузинная и тарахтел бубен, глупый и веселый. Дальше от берега, в роще, галчатами кричали ребятишки, игравшие в футбол. Оттуда доносился и радостно-ошалелый лай Женьки. Значит, и Сережа был там.

- Глядите-ка, Степан Васильевич, - сказал Косаговский, когда они вошли в рощу, - Сысой посадских агитирует.

- Политзанятие с сиднями проводит, - улыбнулся капитан.

Путята сидел на траве среди посадских. В стороне лежал Псой Вышата.

- Изволочили нас верховники брюхатые, изнеможили до последнего, - тихо, опасливо оглядываясь, говорил Сысой. - На Ободранном Ложке трещат наши пупы. Доколе терпеть будем?

- В топоры, спасены души! - выкрикнул зло посадский, хлестнув прутом по земле. - Пущай старица и посадник оттыкают дыру в мир! Они туда дорогу знают.

- С земли отчич и дедич уйти? - грустно поник головой посадский с длинной седой бородой, похожий на апостола с иконы. - Присохли мы здесь, больно отдирать.

- А что нам отдирать? - накинулся на него посадский с прутом. - Не хозяйство у нас, а нищее хламовище. Лапти переобул да и пошагал на Русь!

- Живем, как черти на сковороде! - сердито отозвался Псой, переваливаясь с пуза на бок. - Со всех сторон припекает, а спрыгнуть некуда. Ототкнем дыру и Руси-матушке поклонимся!

- Ты, Псой, потише будь, - остановил его Сысой. - Сам знаешь, у нас и сучки в лесу подслушивают, и щели в избах подглядывают.

- А чего там потише! - снова хлестнул прутом посадский. - Пущай ведут нас старосты на Детинец. Сшибемся во имя божье!

- Праховое дело вы задумали, - осуждающе проговорил посадский с апостольской бородой. - Надо смирно жить, чтоб Христос на нас смотрел и радовался.

- Сидень ты знаемый, Софроний! - рассердился сидевший с ним рядом посадский, видимо сыромятник: от него едко несло кислым. - Страсть ты трусливый и к богу приверженный!

- Я не один так думаю, - возразил Софроний. - И еще сидни найдутся в посадах.

- Вы, сидни, людской воле поперечники! А я скажу: пора верховников за это место хватать! - ухватился Псой за перекошенный ворот своего зипуна. - Откланялись Детинцу!

- На Русь я хочу, спасены души. Приволья душе ищу, - совсем потишал голосом Сысой. Были в его словах и тоска, и светлый восторг. - Вольным бы духом подышать.

- Запри гортань, еретик! - раздался вдруг резкий окрик. - Народ мутишь, поганец?

Из-за толстого ствола березы вышел Патрикей Душан. Посадские все разом встали. В глазах их была тоскливая злоба и брезгливый страх.

- Про что посадским говорил? - сразу надвинулся Душан на Сысоя.