Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

Ратных раскрыл книгу. На первом листе была искусная заставка в черную и красную краски. Он взялся за край страницы, чтобы перевернуть, и, не поверив, пощупал еще раз. Нет, не бумага это была, а обработанная неизвестным способом березовая кора. Вот почему книга была такая толстая!

- Берестяная книга! - удивленно сказал капитан. - Вот чудо! Правда, слышал я, будто в одном таежном селе в церкви были берестяные книги. Узнали об этом музейные работники, примчались туда, а книг нет уже. Псаломщик их на растопку пустил. А ваша книга давно написана? О чем она говорит?

- На берестех сих вся история Ново-Китежа написана. При старице Анне ее начало. Века три, почитай, ей будет. - Истома раскрыл книгу на титульном листе и прочитал: - «Поведание о достославных предках наших и како, по изволению божьему, русские люди срубили в дебрях да раменях град Ново-Китеж, како живяху там».

- Ново-китежская летопись! - Капитан осторожно, с уважением перекладывал толстые, закапанные воском листы, исписанные крупным, тщательно выведенным уставом[17]. И время, как пучина, сомкнулось над его головой. Древние коричневатые чернила из дубовых орешков уже выцвели. Клякса! Двести лет этой кляксе! Писал летописец, задумался, дрогнуло гусиное перо, и вот!.. О чем повествовал он, не мудрствуя лукаво, словами простыми и скупыми? Какие события могли быть в этом глухом медвежьем углу?.. «В сем году злой мороз ржицу озимую побил, а летом и яровые без дождя сгорели. И в граде Ново-Китеже, до нового хлебушка, и конину, и собак, и всяку нечисть едяху…»

- Это древняя книга, - сказал Истома, - она в соборе нашем хранится. Дед ее на дом взял, чтоб подновить. Выцвело письмо. А писали ее прежние летописцы: поп Никодим, поп Сильвестр, поп Мокий и другие. А это книга новая, - вытащил Истома второй том.

- В нее напишу я завтра, как в град наш, попущением божьим, мирские люди пробрались. О вас напишу, - важничал поп. - Все сугубое должен я записывать.

- Теперь дед летописец ново-китежский. Опять поп. За это ему кормы и питие от старицы положены, - объяснил Истома.

- А гостей редькой угощаешь. Эх, батя! - упрекнул попа мичман.

- Хоть и пьет дед до изумления, - продолжал Истома, - а грамматик он зело ученый, грамоту многу познал и книжному урядству вельми обучен. Дед, расскажи мирским поведание. Ты всю летопись прочитал и всю дивно помнишь.

- Что разглядят они, неверы, в сумраке времен старопрежних? - задрал Савва нос-пуговку. - Душа у них темная.

- Я тебе за это братину полугару поставлю.

- А деньги у тя есть? - покосился недоверчиво поп.

- Алтын да два гроша.

- Тогда лучше пенника, чтоб язык мой развязать. Прилепе язык к гортани моей… Бежи скорее, Истома!

Глава 5 НАПИСАНО НА БЕРЕСТЕХ Книга «Исход» [18]

Ведет дорога длинная
Туда, где быть должна
Муравия старинная,
Муравская страна.

И едет, едет, едет он,

Дорога далека.
Свет белый с четырех сторон,
И сверху облака.

А. Твардовский, «Страна Мураиия»

1

Братина, деревянная полуведерная посудина с носиком, шибала в нос спиртным духом. Ее, полную пенником, принес из кабака Истома.

Поп Савва раскладывал по столу цветные камешки, гальку с берегов озера Светлояра.

- Этот, пестренький, - нашего града основание. Беленький - белого железа отыскание. Желтый - народа ново-китежского угасание и желтолицых людей пришествие. Зеленый - дыры в мир ототкнутие. Красный - зарево пожара, бунт народный и веча конец. Теперь не собьюсь я…

Он сделал глоток из кружки.

- Красноглаголиво, произощренно, витийственно слагали прадеды наши поведание сие. Словесный мед и пища для души! А я, бедным и грешным языком моим, поведаю как могу…

Поп сделал еще глоток, побольше, и торжественно сказал:

- А начало всему в году от сотворения мира семь тысящ сто осьмидесятом[19]…

Ратных сидел в углу, откинувшись к стене и закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на рассказе попа. Савва, бражник и подлая душа, был красноречив, талантлив, как древний летописец. И вставали перед глазами капитана яркие картины народного восстания.

…Последние отряды Степана Разина изнемогали и таяли в неравных боях с царскими воеводами, бросались отчаянно на бердыши и копья царских стрельцов и рейтаров.

- И были средь воинства Степанушкина два лихих полка, - мерно вел рассказ Савва. - Что два волка грызли и рвали они царские дружины, щелкали бояр, как семя, и кормили раков боярской свежинкой. Были были, и бояре волками выли! У баб, известно, души нет, у них вместо души лапоть, а вот поди же ты, начальствовала над теми полками баба, старица Анна[20] крестьянского рода, вдовой постриженная в монахини. А сражалась старица, аки лев!..

Одолевала царская и боярская Москва разинскую рать. Как огонь по пороховой нитке, летела страшная весть: схвачен атаман Разин, и в Москве, на Лобном месте, скатилась с плеч его голова.

- С горя такого поневоле выпьешь! - сделал Савва звучный глоток.