Сказание о кентавре Хироне

Хотя только своим друзьям и ученикам сказал Хирон о своей добровольной смерти, но уже вся живая жизнь на земле, и боги на небе, и океан, и мир мертвой жизни за океаном знали, что Хирон отдает свое бессмертие и сходит Добровольно в аид.

Безмолвной толпой стояли гости Хирона, титаны и полубоги, у входа в пещеру, провожая глазами его в путь, никто не последовал за ним: ни Киклоп, ни Силен, ни прозревший Тиресий, ни Феникс, ни Пелей, ни Геракл.

Было утро, как юность. И в то раннее утро взошли одновременно на небо и Эос-Заря, и Гелий-Солнце, и Селена-Луна, и Звезды. Открылось высокое небо и на нем вершины Олимпа. И на тех вершинах стояли все боги Крониды, так же безмолвно, как гости Хиройа, и смотрели вслед уходящему сыну Крона. Не могли не почтить сына Крона Крониды.

Над ним по алмазной небесной дороге растянулось длинное шествие титанов-светил. Медленно переступали солнечные кони, привыкшие скакать, и шагал впереди колесницы солнца, склонив голову в солнечном венце, титан Гелий, так, чтобы все лучи венца окружили чудным сверканьем белые волосы Хирона и золотили на нем листву, чтобы казался он прекрасным богом.

Шел Хирон, тяжело хромая, но стараясь скрыть хромоту, чтобы и этим не оскорбить живую жизнь, ибо был он титан, сын Крона, и не мог унизить титанов.

Шел, и склонялась перед ним Жизнь и все живое на земле, - на его прощальном пути.

Хотя не было ветра, низко, до самой земли, пригибали перед ним свои вершины деревья. И пели дриады свои зеленые песни, которые поют они только во сне. Мягким шелком стелились травы, и цветы посылали ему все свое благоухание, ничего не оставляя себе. Даже колючки, расступаясь, целовали следы его ног.

Звери вышли из чащ и легли вдоль лесных опушек и по краям горных полян и троп. До земли склоняли олени рога. Будто разом исчезли зубы и когти, так смиренно лежали хищные звери. И удивление стояло в глазах львов и барсов. Ручьи останавливали бег или, поворачивая теченье, провожали Хирона нежно-заманчивым звоном водяных арф. И речные боги и наяды выплывали и текли вместе с речными струями, обнажая свою красоту.

Никто не плакал. Никто ни о чем не просил Хирона. Песнь тихой радости пела земля, чтобы зрелищем мощи и расцвета живой жизни остановить Хирона и вернуть его снова себе.

Пели певчие птицы свои самые соловьиные песни, и запели даже орлы и совы песни зоркости и слепоты.

Все записывали дубы-летописцы под корою в вековые кольца, и был тогда тот единственный день, когда камни захотели быть мягкими и когда вокруг огненного озера, в котловине, горы вели хоровод.

Медленно шел Хирон. Ничем не выказывал он своего страдания, чтобы не омрачать радость жизни. И, когда, спустившись с гор, достиг он моря, выплыл из морской глубины титан Нерей и с ним нереиды, чтобы проститься с Хироном. И такой бурной жизнью играло море, и такой синевой глаз манили его нереиды, разрывая скользящим телом ожерелья из мириад жемчужин!.. Но снова поднялся Хирон в горы и дошел наконец до ущелья Тенара, где клубится черный туман. И, завидя Хирона, смутившись, стали тотчас отступать черные туманы. Поредели их клубы, уползая из ущелья к морю, и открылась вся глубина ущелья Тенара в холодном свете. Позади света лежала

мгла.

Долго стоял кентавр Хирон над крутым спуском в бездну ущелья и смотрел в его глубину и мглу, прощаясь со светом и воздухом жизни, с росой, цветами и лучами.

Наконец еще раз поднял он свою человеческую голову к небу и увидел над собой титана солнца, Гелия. Кивнули друг другу титаны, и Хирон стал медленно спускаться.

Еще не было на земле такого часа, когда бы вся живая жизнь скорбела. Всегда сочетались в ней смех и слезы, радость и грусть. Но, когда Хирон ступил на тропу, ведущую в аид, охватила всю природу горесть. Стих шум листьев в лесу. Смолкли щебет и пение птиц. Замер в воздухе полет орлов и горлиц. Ключи перестали звенеть, и застыли струя и волна. Даже Время не смело скользить, тысяченогое, по своим тысячам дорог на земле, и в воде,

и в воздухе.

И, если говорит предание о неслыханном прежде на земле плаче птиц и плаче камней по Хирону, может быть, тогда вправду плакали птицы и камни. Пусть потом стыдились они слез всю жизнь.

Высился недалеко от входа в аид Белый Утес - утес Забвения. Кто пройдет, пролетит мимо утеса, тот забывал себя и все живое. Здесь теряли память пролетающие Тени смертных и беспамятными влетали в аид. Но, когда Хирон проходил мимо того Белого Утеса, сам утес ему поклонился, и память не отлетела от Хирона.

И увидел Хирон вдали черные воды океана и золотой челн солнца на том берегу. В мире живой жизни был уже вечер. Сам Гелий-Солнце стоял в золотом челне и манил

к себе Хирона золотым веслом: может быть, еще вернется Хирон, и тогда перевезет его Гелий-Солнце обратно.

Но Хирон не вернулся назад.

И, когда он подошел ко входу в аид, демон Смерти Танат, выйдя навстречу кентавру, словно гостю, стоял у входа, и у ног его лежал Цербер, положив три головы на землю. И Смерть низко склонилась перед Хироном, не коснувшись его рукой.