Сказание о Маман-бие

Эта весть с одной стороны даже обрадовала Мамана: значит, правильны были его мысли, что обещанная помощь каракалпакам не приходит только из-за великой царской заботы о защите всей земли русской от чужеземного врага. А о короле Фридрихе Втором был он наслышан как о самом сильном полководце в Европе. С другой стороны, слово купца обожгло Мамана мгновенной догадкой: война есть война, когда и как кончится — неизвестно, значит, и помощи каракалпакам от России ждать пока не приходится.

И хотя Маман свято верил, что великая русская держава в конце концов победит, он не мог больше оставаться в неведении и послал Аманлыка, чтобы проведать обо всем, в Оренбург.

Аманлык отсутствовал полтора месяца, а вернулся с худой вестью: канцлер Алексей Петрович Бестужев, который вел переговоры с Маманом, изгнан из дворца и отправлен в ссылку. Эта весть так ошеломила Мамана, что он с гневом набросился на Аманлыка, будто тот был виновен в падении Бестужева:

Что ты врешь?! Быть того не может!

— Весть издалека не приходит без потери или без добавления, — рассудительно молвил Аманлык. — Может, что-то здесь и преувеличено, ясно одно: Бестужев в немилости.

— А узнал ты, как началась русско-прусская война? В чем тут вина Бестужева? — все еще сердито спросил Маман-бий.

Аманлык хотя и приметил необычную возбужденность Мамана, но сам сохранял хладнокровие.

— Оренбуржцы рассказывают, будто причиной всему царица Австрии по имени Мария-Тереза: захотела она вернуть себе отвоеванные у нее Пруссией земли. Ее поддержала русская царица, — у ней с прусским царем Фридрихом свои счеты. А Фридрих тот узнал о сговоре двух цариц — да первым и напал на Россию.

У Мамана перехватило дыхание, капельки пота выступили на лбу, и он с сожалением покачал головой.

— Я еще тогда в Петербурге слышал, что прусская армия самая сильная в Европе.

— Оренбуржцы говорят: на Пруссию ополчились многие страны — все вместе!

Ополчились-то они вместе, а желания-то у них врозь, у каждого свои. Не дай бог, затянется эта война!

— Ну, об этом в Оренбурге никто ничего не знает. Только все считают: правильно погнали Бестужева из дворца. Говорят, по наущению английского посла по имени Уильяме предал он интересы России, сбил с пути главнокомандующего русских, имя которому Апраксин, помешал ему сражаться с Пруссией.

Маман сдвинул густые брови, нахмурился.

— Да… видно, верно сказал тогда о царице Елизавете Петровне Кузьма Бородин. Может, и впрямь не сумела она постигнуть сердца истинных сынов своего отечества… Если все это правда, то это и есть самое грязное предательство! — Он глубоко вздохнул. — Теперь-то я понял, почему нет нам помощи от царицы!

Он в раздумье глянул вдаль.

— Все-таки не верится мне, что Бестужев предатель. По-моему, в самом царском дворце завелась измена. Может, тот англичанин по имени Уильяме — шпион царя Фридриха Второго?

Аманлык молчал.

С этого дня Маман окончательно потерял покой. Дни и ночи думал о том, как найти выход из положения. Одно время пришла ему в голову шальная мысль: пойти со своими джигитами на помощь царице, воевать против Пруссии. Но по зрелом размышлении ему самому эта мысль показалась нелепой. Поехать на великую войну с маленькой горсткой джигитов — все равно что стать бабочкой: летит она на свет, а попадает в огонь. Теперь, отказавшись от мысли покинуть родную землю, Маман стал страстным ревнителем русского воинства. Все мысли Мамана о Петербурге, главная забота — новости с русско-прусской войны.

Новости приходят в каракалпакскую степь приукрашенными, а то и вовсе неправдоподобными, но Маман всем сердцем радуется, если услышит о победе русских, а если кто скажет, что где-то они отступили, вся душа его плавится в огне. Временами жизнь предстает перед ним какой-то жестокой бессмысленной суетой. Кто виноват, что она такая? Маман то во всем обвиняет себя, то неуемных и злобных врагов.

Так, в напрасных хлопотах и волнениях, шли дни, месяцы, годы, а война, видно, все продолжалась, не слышно было, чтоб она кончилась.

В конце 1761 года пришла к Маману скорбная весть: умерла царица Елизавета Петровна, на трон воссел царь Петр Третий.

«Большое несчастье для нас», — мысленно сказал себе Маман.

Не успел Маман примириться с одною вестью, как пришла другая: царь Петр Третий заключил с Фридрихом прусским перемирие. В досаде Маман рубанул воздух:

— Да как же это он мог?! Ведь Фридрих прусский не одной России враг. Недаром поднялась на него вся Европа!

Но это были только слова каракалпакского бия Мамана, произнесенные в глухой, бескрайней степи. Никто их не слышал, никто не возражал, и никто не поддерживал.

Маман долго ходил в одиночестве, обдумывая и взвешивая все обстоятельства, и наконец решил, что все ж таки непременно нужно ему ехать в Петербург, представиться новому царю, напомнить о своем народе, рассказать во дворце о своих мыслях и сомнениях. Последнюю ночь перед отъездом он решил провести в Жанакенте.