Сказание о первом взводе

Фаждеев не выпустил из рук автомата и будучи заваленным землей. Сейчас он первым делом инстинктивно потянул к себе рукоятку затвора. Исправно ли оружие? Однако затвор не дошел до переднего положения: «Засорилось!»

Фаждеев оглянулся и — как же он раньше этого не заметил! — увидел позади себя на пригорке отброшенный разрывом снаряда пулемет Исхакова. Красноармеец выскочил из окопа и, петляя меж воронками, побежал к пригорку.

Никогда еще так не страшила мысль о смерти, как в эти минуты. Вот-вот свалит его посланная вдогонку или просто шальная пуля. И кто тогда узнает, зачем он покинул окопы? «Трус… Предатель… Убежал даже без оружия, бросил оружие», — разве не вправе так подумать каждый, кто останется в живых. Да и главное — останется ли кто? Свистнула пуля. Не своя ли?

Упал у пригорка, подполз к пулемету, лихорадочно ощупал его. Диск стоял на месте. Ни на затворе, ни на стволе видимых повреждений как будто не было.

Цепь фашистских автоматчиков была уже в двух десятках метров от окопов, когда сбоку внезапно заговорил пулемет. Словно кегли, падение каждой из которых вызывает падение следующей, — с края и дальше, дальше по цепи, — стали валиться гитлеровцы. Кинжальный огонь, направляемый с пригорка, разил их в упор. И изломалась цепь, дрогнула, немногие оставшиеся побежали назад…

…Так была отбита шестая атака.

XXIX

Был на исходе четвертый час боя. Солнце подобралось в небе уже к той невидимой черточке, которая в этот мартовский день была для него пределом, и при набравших полную силу солнечных лучах отчетливее выступило у беспаловского переезда крутое месиво грязи, крови, снега, расстрелянных гильз.

Батальон фашистских автоматчиков, потерявший половину своего состава, в шестой раз откатился назад, укрылся в рытвинах, кюветах, за малоприметными бугорками. Короткие автоматные очереди из окопов проводили гитлеровцев. Если бы они знали, что очереди были посланы уже обессиленными руками всего нескольких тяжело раненных бойцов!

Но и этот недружный и разрозненный огонь, сменившийся тишиной, напоминал о том, что первый взвод жив…

Болтушкин медленно полз по ходу сообщения к соседним окопам. Раненный осколками в плечо и в ногу выше колена, потеряв много крови, он выбрасывал вперед автомат, упирался прикладом в землю и со стоном подтягивался к нему.

В одном из окопов Болтушкин увидел Вернигору. Сержант всем телом навалился на переднюю стенку окопа, закинул вперед сцепленные руки, опустил на них голову. «Жив или нет?» Александру Павловичу подумалось, что Вернигора убит и теперь только это положение рук не позволяет телу упасть на дно окопа.

— Иван!

Вернигора, не поднимая головы, повернул ее, глянул вниз на Болтушкина затуманенными глазами.

— Павлович…

— Кто еще остался?

— Кажись, Букаев. А у тебя?

— Торопов, Тюрин… Ранены, но еще держатся… Ты стрелять можешь?

— Буду.

— Подкрепления вот-вот ждать надо.

На небольшом пятачке, от которого ответвлялся ход сообщения к запасным окопам, Болтушкину пришлось перелезать через несколько лежавших навалом трупов. В одном из убитых, лежавших наверху, он узнал Ивана Чертенкова. Грузчик из Улан-Удэ в рукопашной схватке оказался страшным для гитлеровцев противником. Тяжелые узловатые руки его и после смерти не выпустили горла какого-то фашистского унтера с багрово-синим лицом удавленника. Сам Чертенков был убит выстрелом сзади, в затылок.

Болтушкин пополз дальше. За изгибом траншеи наткнулся на два недвижно, вплотную друг к другу лежавших тела. Узнал Зимина, Крайко.

Несколько минут Александр Павлович смотрел на ставшее теперь таким недоступно строгим лицо своего фронтового побратима, затем расстегнул верхние пуговицы зиминской шинели, нащупал в кармане гимнастерки партийный билет и другие документы. Вынул их, положил к своим. «Пока жив, пока автомат в руках, пусть они будут со мною».

Головы обоих убитых лежали на вещевом мешке, распираемом изнутри чем-то твердым.

«Диски, гранаты, — догадался Болтушкин. — Они-то мне и нужны».

— Ты уж, Сергей Григорьевич… поделись со мной напоследок, дружок, — жарко зашептал Болтушкин и осторожно потянул к себе вещевой мешок.

Стенка окопа, разрушенного снарядом, обвалилась, и теперь наверх можно было выползти не вставая. Подтаскивая за собою вещмешок, Болтушкин поднялся из окопа. Впереди, метрах в четырехстах от себя, увидел высящуюся над бугром башню тяжелого, с короткоствольной пушкой, танка. Чуть дальше стоял и другой…

Видимо, гитлеровцы растерялись от понесенных ими таких неожиданно больших потерь и теперь ждали дальнейших приказов. И из какого-то штаба, где у карт с непреложной точностью, минута в минуту, было вычислено, когда именно фашистские части должны пройти через Тарановку, он последовал, этот приказ, отданный в бешенстве из-за четырехчасовой задержки у переезда.

Первый ближний танк двинулся вперед. Он шел пока один, на малой скорости. Болтушкин с горечью осмотрелся по сторонам. Подмога, где она? И вдруг радостно вскрикнул — из-за станции выбегала цепь красноармейцев.