Сказание о Распрях

— Ты устал и мы устали. Долог был наш путь, и нет ему конца и края, ибо через все земли идёт мой караван. Снимаемся с места, идём часами, а то и неделями и даже месяцами, затем — привал. И снова снимаемся, и так от начала до конца. Так поставим же шатёр за встречу!

Годомиру ничего другого, по всей видимости, и не оставалось.

И согнули верблюды ноги свои в колене, и легли туловищем на раскалённый песок, ибо стояло лето. И расставили амулетинцы шатры свои, и пригласил купец Годомира к себе.

— Не даёт мне покоя мысль: что же забыл бледноликий норд в Срединных землях? — Не унимался разговорчивый старик. — Расскажи мне о себе, я миролюбив.

— Имя моё мне неизвестно; оттого порой досадно на душе. Я не знаю ни отца своего, ни мать. Растит меня дедушка, и наказал мне не возвращаться без пера жар-птицы. — Вздохнул Годомир.

— Дедушка, говоришь? — Ещё пристальней, ещё внимательней оглядел путника купец; и другой уже съёжился бы от такого пронзительного взгляда в упор, глаза в глаза. — А меня зовут Лариох уль-Вулкани, я купец-пахлавани из Магхра. Везу в края свои родные то, чего нет у нас, а именно розовую воду, целебные кустравы и многое другое. Выставлю на ярмарке, знакомым сделаю уступку. Ещё я учёный и летописец; так говорят люди, но прежде всего я человек, продающий и покупающий товары, а остальное так, на досуге. А сейчас мы уже день как держим путь от городских стен Акгерхи.

И разговорились они, и подружились, и поели пахлавы.

И сказал Лариох так:

— Люди мои не любят тебя. Ты и такие как ты враги нам, но вижу я, что человек ты хороший. Ждут тебя из шатра моего с клинками, но тебя я отпущу. Проси же напоследок, чего желаешь, ибо я купец щедрый, купец добрый. Много у меня монет, от мешочка не обеднею.

— Мне ничего не нужно. Но знаю я, что не принято у вас отказывать, коль предлагают. Есть ли у вас маленький котёнок? Был я в землях хладских, и подстерегла беда девочку одну. И сжалилась судьба над ней в лице меня, но не уберёг я счастья её крохотного. Ревела, плакала, рыдала, но невозможно воскресить то, что было жестоко замучено, убито, сварено и почти съедено. — С болью в голосе произнёс Годомир.

— Сердце твоё не преисполнено корысти, ибо не взял ты монет. И прося, не просил ты для себя, но для почти чужого тебе человека. Посему я сам решу, какие дары преподнести тебе в знак своей дружбы.

Купец порылся у себя в сундуке и протянул юноше три каких-то чаши:

— Ладан, смирна, елей. Когда-нибудь они тебе сгодятся.

Потом Лариох вынул из-под многочисленных складок своей робы медную лампу:

— Держи вот это, и не теряй. Это — волшебная лампа предка моего, Салаха ад-Дина, да поможет она тебе в трудную минуту, ибо места, в которые ты направляешься, преисполнены всяческой опасности; вообще, остерегайся разных напастей, они на каждом твоём шагу. Однако к лампе обратись лишь тогда, когда станет совсем уж невмоготу. Это ценный магический предмет; не детская забава.

— Искренне вам я благодарен, господин; только нечего мне дать взамен.

Купец рассмеялся.

— Что может быть дороже хорошей беседы? В моих землях это ценят, но места, откуда я веду свой караван, блещут не людьми, но зверьём в человечьем обличьи — к великому моему сожалению. А почему же ты не попросил пера жар-птицы? Вдруг я его везу из Дальних краёв.

— Хочу я добыть его сам, без сторонней помощи.

— Постой, юноша. — Окликнул его напоследок Лариох. — Моё почтение друиду.

— Откуда вы… — Начал было Годомир.

— Ступай. — Перебил его купец, жуя бандж. — Иди, и не оборачивайся назад.

И вышел Годомир с собакою своею с другого края шатра тихо и незаметно; так, что никто в ночи не заметил прошмыгнувшую мимо тень.

На следующий день показались ворота Акгерхи, белокаменного городища скуловидов, и раздумал Годомир идти в город, ибо помнил слова Лариоха и чувствовал, что не обрёл ещё достаточной силы; глупо было идти в чужой и явно враждебный город одному.

На двенадцатый день пути от ворот Акгерхи изорвалась вся обувь у Годомира, и зашагал он босиком, и камни не жалели его ступней.

Шёл парень час, другой, третий, как вдруг накрыла поле большая тень — это летел Айдар. И увидел его Годомир, и спрятался под валуном. И ужаснулся доселе бесстрашный юноша, поняв, что с одним несчастным кинжалом в одной руке, дубинкой в другой и безо всяких доспехов вряд ли ему в одиночку одолеть того, который пакостит земле хладской. И летал дракон кругами над полем, словно чуял человечью плоть.

Но покрыла поле ещё большая тень, да такая, что показалось, что наступили сумерки. И настолько огромной была эта тень, что накрыть ей можно было целую деревню — это летела гигантская птица Самрук, одно из самых благороднейших созданий Фантазии.