Сказание о верном друге. Тайна седого тугая

Степи ковыльные, степи привольные,
Клекот орлиный да песни раздольные,
Ветер ленивый да зной.
Травы томленые, густо пахучие,
В воздухе чистом дурманы могучие,
Стрекот пичуг вперебой.

           Солнце каленое к западу клонится,

           Сизоворонка в полыни хоронится,
           Машет усталым крылом.

Краски темнеют, с прохладой мешаются,

Лишь облака в синем небе купаются
Рядом с могучим орлом.
Песню казах затянул бесконечную,
Мягко-раздольную, грустно-сердечную,
Песню из самой души.

           Степи ковыльные, степи привольные,

           Клекот орлиный да песни раздольные,
           Сказочно вы хороши.

Серафим Александрович удивленно воскликнул:

— Радий, неужели это ты сочинил? Сейчас?!

— Не знаю, — беспечно ответил Радик, — может, когда-нибудь и слышал похожую строчку, а может, и сам.

— Надо записать, — предложил Пулат.

— Не надо, я еще придумаю.

— А ну, еще раз повтори, — попросил Серафим Александрович.

Радик повторил, но уже медленнее, останавливаясь, чтобы вспомнить и подобрать слова поточнее.

Серафим Александрович удивленно покачал головой.

— Да, это экспромт.

«Славные вы мои мальчишки, — радостно думал он. — До чего щедра молодость!»

Когда вышли к реке, ребята побежали купаться в старице Курук-Келеса, а Серафим Александрович поплескался возле лодки: притомился немного.

Глава тринадцатая НЮСЬКИНЫ ПРОДЕЛКИ

Эта девчонка знает много интересного, и она настоящая рыбачка.

Из дневника П. Хангамова

Пулат просыпался мучительно долго. Надо было вставать, но так не хотелось. Был ясный рассветный час. Светлая полоса на востоке ширилась и розовела на глазах. Пищали, свистели, гоготали в камышах птицы.

Глаза закрывались сами собой, но заснуть ему в это утро больше не удалось.

Решительно отбросив одеяло, он увидел под Радькой желтоватую лужу. Сонливость исчезла в тот же миг.

— Радька, Радька, проснись! — стал трясти он друга.

— А… Что такое?.. — никак не мог проснуться тот.

— Под тобой лужа!

Только теперь Радик почувствовал какое-то неудобство в постели и вскочил как ужаленный. Он хлопал глазами и чуть не плакал, вид у него был несчастный.

— Это Н-нюська!

— Что Нюська?

— Это ее п-п-проделки… Видишь чаинки?

И правда, в луже плавали чаинки.

— Да, это, кажется, чай!

Почувствовав себя реабилитированным в глазах друга, Радик помчался к Нюськиному шалашу, Пулат — за ним.

Конечно, Нюськи в шалаше не оказалось. Зато была улика: на аккуратно свернутой постели лежал Радькин альбомчик стихов и его десятицветная шариковая ручка.

— Во, видал? — завопил Радька, хватая свои вещи.

Он все еще опасался, как бы Пулат не вернулся к первоначальной версии о происхождении лужи. Тогда хоть в другую школу переходи, все равно не спасешься от насмешек.

Тут Радик на кончике ручки заметил ярко-зеленую каплю, похожую на пасту. Машинально он тронул ее пальцем и понюхал.

Вдруг лицо его перекосилось, он отшвырнул ручку и смачно чихнул, затем еще и еще раз…

Пулат не мог понять, что произошло с другом. Радька чихал и остервенело тер покрасневший нос. Из глаз обильно текли слезы.

— Не… нюхай! — с трудом прогудел он и бросился к воде.

Все-таки Пулат поднял ручку и осторожно поднес к носу. Показалось, что он вдохнул нашатырного спирта. Горло перехватила колючая спазма, и он помчался вдогонку за товарищем.

Полоскание носоглотки принесло друзьям облегчение. Не выходя из воды, Радик пригрозил:

— Я ее поколочу, вот увидишь!

Пулат и Радик смеялись сквозь слезы.

К завтраку Нюся не появилась, а Серафим Александрович не спрашивал про нее — значит, знал, где она.

— Что-то Нюси не видно, — с деланным равнодушием проговорил Радик.

— Она ставит сети в большом затоне.

— А где это?

— За поворотом, в километре ниже по течению… Ты, Пулат, до обеда можешь поехать помочь ей. С лодкой справишься?

— Справлюсь.

— А у нас с Радием третий урок поварского искусства, а после обеда — разведка: сплаваем с тобой на левый берег, поищем кое-что.

Радик весело подмигнул товарищу: ясно, они поедут на розыски захоронки.

Пулат пожалел, что не он пойдет на разведку, но виду не подал и поплыл к Нюсе.

По течению лодка шла легко. Мальчик уверенно направил ее в затон, что был примерно в километре по течению, с левого берега.

Действительно, затон был велик. В зеркальной поверхности чистой отстоявшейся воды отражалась ломаная стена камыша, кучевые облака и ослепительное солнце.

Дважды прошел Пулат из конца в конец затона — Нюси не видно. Приходилось возвращаться, да не тут-то было.